ГЛАВА III. МИКРОИСТОРИЯ В НЕМЕЦКОЙ И ИТАЛЬЯНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ ТЕМА 9. Немецкая «история повседневности» 1. Специфика немецкой «истории повседневности» 2. Изучение социальной культуры Рурской области 3. «Повседневная история» женщин в годы фашистской диктатуры 1. Специфика немецкой «истории повседневности» Имена, понятия и термины: Альф Людтке, Луц Ниттхаммер «История повседневности» Устная история 1960–1980-е гг. — время торжества «новой научной истории», в которой событийный пласт (хронологическое изложение событий) оттесняется на задний план. В ответ зазвучало немало упреков в том, что из истории исчез человек – например, в таких направлениях, как глобальная история в духе Ф. Броделя или клиометрия. Было выдвинуто требование обратного порядка: обратиться к маленькому жизненному мирку, к повседневной жизни обыкновенных людей. На этой волне в исторической науке Германии возникает интересное направление — «история повседневности» или «история снизу» (Alltagsgeschichte, Geschichte von unten). (Помимо Германии, это направление получило широкое распространение в Австрии и Швейцарии. В самой Германии кроме «истории повседневности» сформировался целый ряд новаторских направлений, среди которых можно назвать историческую социальную науку, школу исторической антропологии, «женскую» и гендерную историю и пр.) Объектами исследования истории повседневности становятся не ключевые исторические события и великие личности, но повседневная жизнь простых людей. Внимание обращается к «маленьким людям», безымянным участникам истории, которые не столько творят ее, сколько испытывают на себе ее силу. Специфической чертой этого направления является интерес к субъективной стороне истории, к психологии. Исследуется восприятие и переживания людей и влияние на них общественных структур и процессов. В рамках «истории повседневности» изучаются небольшие человеческие общности: приход, церковь, деревня, отдельные семьи. Растет интерес к истории отдельной провинции, городка, исторической периферии, городскому кварталу, улице, одному дому или, например, пивной как месту общественного собрания (так, в период Веймарской Германии именно пивные были местом сбора национал-социалистов), столовой, прачечной и т.д. Создано множество местных и даже домашних музеев. В г. Констанце было организовано несколько домашних музеев по истории труда и быта, в г. Гамбурге создан музей труда, в г. Вуппертале – музей ранней стадии индустриализации и т.д. В изучении «истории повседневности» широко привлекаются нетрадиционные источники. Поскольку т.н. «безмолвствующее большинство», толпа, народ почти не оставили официальных документов, то исследуются материальные предметы – одежда, жилища, утварь, предметы труда, фотографии и пр. Но главное в повседневной истории – это интервью, записи устных рассказов. На первый план выдвигается практика устных опросов. Устная история («oral history») возникла в США еще в 1930-е гг. В 1967 г. была создана «Ассоциация устной истории США», в рамках этого направления ежегодно проводятся коллоквиумы. С 1930-х годов зародились традиции «устной истории» и в нашей стране. В ФРГ в последние десятилетия «oral history» входит в практику университетских семинаров. Исследователи, занимающиеся ею, прежде всего, собирают и публикуют материал, таким образом, самостоятельно создавая новые источники. Среди последователей этого направления можно назвать Альфа Людтке и Луца Нитхаммера. 2. Изучение социальной культуры Рурской области Названия, имена: «Хохлармаркская книга для чтения: уголь не был всем: 100 лет истории Рурской области» (1981) Луц Нитхаммер (ред.) «Повседневная история и социальная культура в Рурской области, 1930–1960» (1983–1985) Одной из самых распространенных тем в немецкой «истории снизу» является изучение повседневной жизни и социальной культуры трудящихся масс. В ФРГ вышло в свет немало работ, созданных непрофессионалами, любителями (критики называют их «босоногими историками») на основе материалов «устной истории». Образцом подобной работы является книга, написанная историками-любителями и рабочими из Рурской области. В течение четырех лет проводилось исследование столетней истории старейшего квартала Хохлармарк небольшого рурского города Ройхлингсхаузена. Участники проекта каждую неделю встречались с жителями квартала, слушая их рассказы о прошлой жизни, о работе, о чем думали, спорили, чему радовались или огорчались. Было собрано множество устных рассказов, а также фотографий, дневников, писем, стихов, песен. Многие материалы полностью вошли в книгу. В книге, получившей название «Хохлармаркская книга для чтения: уголь не был всем: 100 лет истории Рурской области» (1981), затрагиваются такие темы, как возникновение поселка, миграции населения, занятия, семейная жизнь, участие в революции 1918 г., сопротивление фашизму, «экономическое чудо» 1950-х гг. и его влияние на жизнь квартала, современная ситуация. Книга богато иллюстрирована факсимиле документов, фотографиями, рисунками, карикатурами и пр. Создание подобных работ, считают «историки повседневности», доступны практически всем. На материалах устных опросов создаются и серьезные профессиональные исследования. Одним из лучших среди них считают работу, подготовленную группой молодых ученых (интервьюирование проводили и студенты) из г. Эссена и г. Хагена под руководством профессора эссенского университета Луца Нитхаммера «Повседневная история и социальная культура в Рурской области, 1930–1960» (1983–1985). Исследователи взяли 200 многочасовых интервью у пожилых людей (рабочих, служащих, домохозяек) об их жизни в 1930–1960-е гг. Опрашивающих интересовала повседневная жизнь трудящихся, отношения в семье, между поколениями, восприятие происходивших в стране событий: фашизма, войны, лагерей смерти, пленных, рабочих других национальностей, пригнанных во время войны и пр. Была поставлена цель — проследить преемственность и разрыв в сознании и поведении рурских рабочих в годы фашизма и в послевоенное время. Интересно, что большинство опрошенных называли 1930-е гг. по сравнению с 1920-ми нормальными, поскольку им были присущи устойчивость быта, постоянная работа, уверенность в завтрашнем дне – в отличие от Веймарской республики, когда развернулся социально-экономический кризис, которому способствовали инфляция, банкротство, неудовлетворенность, и, как следствие, рост самоубийств. Опросы показали, что разрыв в сознании связан с войной и с возвращением в 1950-е гг. к нормальной жизни; причем гранью становится не 1945 г., а 1948 г., когда была осуществлена денежная реформа, и началась стабилизация жизни. 3. «Повседневная история» женщин в годы фашистской диктатуры Имена и названия: «Положение женщин в мире труда и в семье в Германии в 1945–1949 гг.» (1984–1986) М. Клаус, «Девушки в Третьем Рейхе: Союз немецких девушек (BDM)» (1983) Обширная часть исследований по истории повседневности посвящена истории женщин — ведь именно женщины традиционно обеспечивали стабильность быта, домашней жизни. Был создан целый ряд исследовательских центров по женской истории. Сторонники нового направления изучают историю женского труда, роль женщин в семейной и общественной жизни в разные исторические эпохи, но особенно в годы второй мировой войны и послевоенный период. В качестве примера одной из исследовательских программ можно назвать проект под названием «Положение женщин в мире труда и в семье в Германии в 1945–1949 гг.», в рамках которого были подготовлены и вышли в свет в 1984–1986 гг. два тома документов, характеризующих жизнь женщин в послевоенной Германии. Исследования показали, что в те годы женщины трудились наравне с мужчинами, более того, они обеспечивали более или менее стабильную повседневную жизнь, не говоря уже о том, что именно женщины, по преимуществу, разгребали развалы и приводили в порядок улицы. Но как только оживилось производство, и потребовалась мужская рабочая сила, общество опять оттеснило женщин к знаменитой триаде «ККК»: кухня, церковь, дети. Анализируется и участие женщин в политической жизни в послевоенный период. В 1980-е гг. выходит буквально поток изданий по истории повседневности эпохи фашистской диктатуры. Историки ищут ответ на загадку германского общества 1930–1940-х гг. — восприятие фашизма; интерес обращается главным образом к социально-психологическому плану. Целью становится воссоздание жизни «маленьких людей» в период нацизма; национал-социализм изучается «снизу», «изнутри». Так, например, в исследовании М. Клауса «Девушки в Третьем Рейхе: Союз немецких девушек (BDM)» (1983) изучается история фашистской женской молодежной организации. Но внимание концентрируется не на деятельности самого союза, а на субъективных переживаниях и поведении его членов. Автор предпринимает попытку объяснить кажущиеся сегодня странными высказывания пожилых (в 1980-е гг.) женщин, знающих о преступлениях фашистов и переживших ужасы войны, что время, проведенное в рядах девичьего аналога «Гитлерюгенда» было для них прекрасным периодом. Становится более понятным, как фашизм «обретал власть над сердцами». В качестве источников использовались архивные документы, пресса, документы союза, но главное – проводились многочасовые беседы. Всего было опрошено 49 женщин, лично или по телефону (при этом делались магнитофонные или письменные записи). Автор осторожно направлял разговор, чтобы добиться максимальной самостоятельности опрашиваемых, чтобы их высказывания о мировоззрении тех лет не были предопределены самими вопросами. Были проанализированы официальные документы союза. Автор приходит к выводу, что идеалы трех «К» были чужды его руководителям. Напротив, они хотели сделать союз политической организацией, отвратить молодое поколение от кухни и церкви, воспитать в них политическую сознательность. Но в субъективных переживаниях девушек эта идея не находит отзвука. Все опрошенные, которым в годы прихода нацистов к власти было 11–14 лет, вступили в союз не по политическим убеждениям и соображениям, а вследствие чисто эмоциональных переживаний. Они искали подруг для общения, стремились обрести групповую солидарность, чувство защищенности, «мы». От национал-социалистической идеологии девушки были далеки, в их умы она не проникала. Ими двигали другие мотивы — вера в фюрера и любовь к нему, любовь к Родине. Причем требование веры фюреру воспринималась девушками как радость. Их привлекали идеи служения обществу, образцы добродетели высшего порядка; они испытывали чувство воодушевления, готовность к самопожертвованию, желание быть нужными. Но убежденными национал-социалистками эти девушки не стали. Это проявляется, например, в отношении к еврейскому вопросу. Многие из них вследствие пропаганды безотчетно боялись евреев и коммунистов, но не все и не всегда. Женщины вспоминали: общественный долг повелевал им рассматривать евреев как врагов; однако спрятавшихся от арестов соседей не выдавали. Девушки беседовали с пригнанными из других стран рабочими, хотя это было под строжайшим запретом. Чувство долга перед фюрером нередко отступало перед простой человечностью. Другое предписание, которое девушки выполняли охотно и сознательно — идеи физического воспитания, занятия спортом. Приветствовался крайний аскетизм в одежде и внешности – отсутствие косметики; рациональное питание. Идеи простоты и естественности в жизни находили доверие. Распространены были сексуальные запреты: утверждалось, что это евреи и большевики развратны и уделяют много внимания сексу. Отношения с мужчинами носили дружественный и простой характер, без секса, который казался излишним и низменным. Девушки думали о будущем: у них были сформированы представления о своей расовой чистоте и избранности. Велась речь и о будущем материнстве. Господствовали представления, что муж и отец должны быть представителями арийской расы, дети должны быть рождены в браке, а предназначение матери – воспитывать здоровых детей для будущего великой Германии. В заключении М. Клаус приходит к выводу, что девушки бессознательно добровольно подчинялись давлению союза, что и позволяло интегрировать их в национал-социализм. За это они получали призрачное счастье единства. Не было истеричного поклонения; они поступали, как представлялось нужным, разумным ради обретения уверенности в себе и удовлетворения своих жизненных потребностей. Девушки были действующими лицами и объектами действий других, одновременно преступницами и жертвами. Таким образом, при обращении к «истории повседневности» картины периода фашизма перестают быть черно-белыми и обретают цвет. С одной стороны автор делает вывод, что в сознании человека в эпоху «третьего рейха» присутствует конформизм. Однако исследователь старается показать, что система фашизма не создала тоталитарного общества в полном смысле слова. Жизнь оказалась более сложной и многогранной. Возможности нонконформистского поведения существовали, несмотря на слежку, преследования, террор. *** На первое место в «истории повседневности» ставится социальная практика людей. Повседневные события рассматриваются, во-первых, как отражение субъективной ориентации людей, и, во-вторых, как составляющая глобально-исторических событий и процессов. Помимо истории рабочих, «истории женщин», истории фашистского времени, среди наиболее популярных тем в немецкой истории повседневности можно назвать также «историю старости», историю школы и молодежной субкультуры. Характерной чертой этого направления является то, что большое значение в нем отводится не только исследовательской практике, но и сбору и публикации документов и воспоминаний. Некоторые исследователи относятся к последователям «истории повседневности» с иронией, утверждая, что они «размывают» настоящую науку, используют не те источники, изучают не тех людей, им свойственна излишняя детализация. Серьезные споры развернулись, в частности, между представителями истории повседневности и немецкими социальными историками. Этому направлению действительно не хватает теоретической ориентированности, обобщений. Но есть и много плюсов: такие исследования истории «маленького человека», «маленького местечка» помогают человеку в поисках своей маленькой родины, своих исторических корней. Немецкая «история повседневности» является своего рода аналогом исторической антропологии во Франции или социально-антропологической истории в Великобритании. Однако, в отличие от других стран, в Германии историки повседневности главное внимание сосредоточили не на средневековой эпохе и начале нового времени, а на жизни и быте людей в недавнем прошлом, в XX столетии. Источники к теме: 1. Людтке А. Полиморфная синхронность: немецкие индустриальные рабочие и политика в повседневной жизни // Конец рабочей истории? М., 1996. 2. Людтке А. «История повседневности» в Германии после 1989 г. // Казус. Индивидуальное и уникальное в истории. 1999. М., 1999. 3. Людтке А. Что такое «история повседневности»? Ее достижения и перспективы в Германии // Социальная история. Ежегодник. 1998/1999. М., 1999. Литература к теме: 1. Арнаутова Ю.Е. Между «обществом» и культурой»: о некоторых особенностях становления исторической антропологии // Одиссей. Человек в истории. М., 2004. 2. Ким С.Г. Историко-антропологические исследования в немецкой науке 80-х годов // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 24. Томск, 1999. 3 Ким С.Г. К характеристике исторической антропологии ФРГ // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 21. Томск, 1994. 4. Кром М.М. Историческая антропология и Alltagsgeschichte в Германии // Кром М.М. Историческая антропология. Пособие к лекционному курсу. СПб., 2000. 5. Оболенская С.В. «История повседневности» в современной историографии ФРГ // Одиссей. Человек в истории. М., 1990. 6. Оболенская С.В. Некто Йозеф Шефер, солдат гитлеровского Вермахта. Индивидуальная биография как опыт исследования истории повседневности // Одиссей. Человек в истории. М., 1996. 7. Патрушев А.И. Историческая наука Федеративной Республики Германии. От идеалистического историзма к социально-критической теории. История повседневности // Историческая наука в ХХ веке. Историография истории нового и новейшего времени стран Европы и Америки. М., 2002.