Историческая роль русского барокко

Первый, кто писал о русском барокко XVII в. был Л.В. Пумпянский[1]. В его статье "Тредиаковский и немецкая школа разума" был впервые применен самый термин "барокко" в отношении русских литературных явлений конца XVII – начала XVIII в. … и установлены многие факты связей русской литературы с так называемой второй силезской школой – представительнице немецкого барокко.

Полнее всего русское барокко XVII в. было исследовано и охарактеризовано И.П. Ереминым[2] <…>

Никто из авторов солидных работ о русском и восточноевропейском барокко XVII в. не отождествляет русское барокко с эпохой целиком. Каждый из исследователей русского барокко XVII в. отмечал, что барокко было только одним из явлений второй половины XVII в.

<…> Конечно, барокко в русской литературе представлено лишь отдельными авторами и отдельными переводами, но ни авторы эти, ни переводы не могут быть отнесены целиком к церковной литературе, - скорей к придворной, а затем к школьной. <…>

Если барокко определяется только совокупностью формальных признаков, а по преимуществу своею историко-культурной ролью, своим положением между ренессансом и классицизмом, то это обстоятельство следует учитывать и при определении русского барокко, которое не имело предшествующей ему стадии ренессанса.

<…> в России подлинного ренессанса не было. Были только отдельные элементы ренессанса, хорошо выявленные в исследованиях последнего времени. Раз так, то барокко по своей исторической роли было совсем иным, чем в других европейских странах… Отсутствие ренессанса поставило русское барокко в иное отношение к средневековью, чем в европейских странах, где барокко явилось на смену ренессанса и знаменовало собой частичное возвращение к средневековым принципам в стиле и мировоззрении. Русское барокко не возвратилось к средневековым традициям, а подхватило их, укрепилось на этих традициях. Витиеватость стиля, "плетение словес", любовь к тератологии и контрастам, формальные увлечения, идея "суеты сует" всего существующего, хронографическая поучительность и многое другое – все это не "возродилось" в барокко, а явилось в не продолжением своих местных традиций.

Переход барокко в Россию из Украины и Белорусскии был облегчен  этим обстоятельством, но это же обстоятельство совершенно изменило историко-литературную роль барокко. Оно было кратко отмечено И.П. Ереминым… И.П. Еремин писал: "Восточно-славянские литературы – и в этом их своеобразие – эпохи Возрождения не переживали. К "барокко" они пришли, минуя Возрождение, непосредственно от средневековья – в порядке прямого переноса  на местную почву опыта соседней, польской литературы"[3].

Не случайно И.П. Еремин называл барокко не "стилем эпохи", а всего лишь направлением. При этом мы можем отметить, что барокко взяло на себя в историческом плане многие из функций ренессанса… И.П. Еремин писал: "Направление это… ускорило здесь процесс становления "новой" литературы, обогатило литературу новыми темами, сюжетами, способами художественного изображения, привило ей новые, ранее неизвестные жанры и виды художественного творчества – поэзию и драматургию"[4]. Это стиль помпезный и, в известной мере, официальный. Он был принят при дворе, распространялся в верхах общества. Изображение человека подчиняется в нем общим орнаментальным линиям сюжета. Он введен в строгие формы идейного и художественного замысла, нравоучения и просвещения, сообщения сведений о мире, о человеке. Стиль этот лишен внутренней свободы и подчинен логике развития литературного сюжета.

Симеон Полоцкий стремился воспроизвести в своих стихах различные понятия и представления. Он логизировал поэзию, сближал ее с наукой и облекал морализированием. Сборники его стихов напоминают обширные энциклопедические словари. Он сообщает читателю различные "сведения". Темы его стихов самые общие: "купечество", "неблагодарствие", любовь к подданным, славолюбие, закон, труд, воздержание, согласие, достоинство, чародейство или – монах, невежда, клеветник, лев, "Альфонс краль орагонский", "историограф Страбо"… Симеон описывает различных зверей (реальных и мифических), птиц, гадов, рыб, деревья, травы, драгоценные и недрагоценные камни, предметы. Эти изображения орнаментальны. Стремление к описанию и рассказу доминирует над всем. В стихи включаются сюжеты исторические, житийные, апокрифические, мифологические, сказочные, басенные и пр. Орнаментальность достигает пределов возможного, изображение мельчится, дробится в узорчатых извивах сюжета.

Придворный характер поэзии Симеона Полоцкого сказался особенно сильно в таких его сборниках, как "Орел российский" (1676), "Гусль доброгласная" (1676) и некоторых других. Симеон стремится в форме приветствий, восхвалений, славословий, поздравлений представить Алексею Михайловичу, а затем и Федору Алексеевичу идеализированные свойства монарха, дидактически изобразить царя покровителем просвещения, стражем правопорядка, мудрым правителем и т.д.

При царевне Софье такими же придворными просветителями, стихотворцами в стиле барокко выступали Сильвестр Медведев (1641 – 1691) и Карион Истомин (середина XVII – первая четверть XVIII в.). …

Стиль барокко как бы собирал и "коллекционировал" сюжеты и темы. Он был заинтересован в их разнообразии, замысловатости, но не в глубине изображения. Внутренняя жизнь человека интересовала писателя только в ее внешних проявлениях. Быт присутствует, но чистый и прибранный, по преимуществу богатый и узорчатый, "многопредметный", кк бы лишенный признаков времени и национальности. <…>

Тем обстоятельством, что барокко в России приняло на себя функции ренессанса, может быть объяснен жизнерадостный, человекоутверждающий и просветительский характер барокко. <…>

И вот здесь мы должны обратить внимание на еще одну отличительную особенность русского барокко: между русским барокко и русским классицизмом нет такой отчетливой грани, как в Западной Европе. Поэтому-то мы часто не знаем, относить ли того или иного автора XVIII в. к барокко или классицизму. Это и понятно: русское барокко XVII в. в лице его крупнейших представителей было связано с абсолютизмом, носило "придворный" характер, а это как раз черта классицизма. Следовательно, русское барокко облегчало и в этом отношении переход от древней литературы к новой, имело "буферное" значение. <…>

Межнациональные контакты играют в барокко очень большую роль. Это стиль, который… был способен "переливаться" из одной социальной среды в другую, из одной страны в другую – особенно тогда, когда он стал близиться к своему закату. В этом было одно из проявлений слабости стиля, его "вторичности". <…>

Чужое пришло и стало своим через поэзию Симеона Полоцкого, Кариона Истомина, Сильвестра Медведева, Андрея Белобоцкого, через канты, через придворный театр, проповедь, сборники переводных повестей, через "литературные" сюжеты стенных росписей, через Печатный двор и Посольский приказ, через появившиеся частные библиотеки и новую школьную литературу, через музыкальные произведения В.П. Титова и многое другое. <…>

Так как историческая роль и соответственно стилистические черты барокко были в России иными, чем в других странах, то оно было лишено тех четких форм, коорые позволили бы отличить его от классицизма с полной ясностью. Вот почему споры о том, что отнести в XVIII в. к барокко, а что к классицизму, - продолжаются уже довольно долго и будут еще продолжаться. Четких границ между этими двумя направлениями в России нет и не может быть. <…>