4.4. Закон соответствия текстовых единиц, реализующих авторский замысел, перечню эпистолярных инвариантных средств

Принцип эпистолярно обусловленной функциональной значимости речевых средств выражения авторской интенции

Дистанцированный характер коммуникации между участниками в рамках ЭД наделяет письмо функцией посредника передачи инфор­мации: «Эпистолярный текст представляет собой речевой стереотип особого типа - канонизированную форму коммуникативного обще­ния, разграниченного временем и пространством» [Ковалева 2001, с. 191]. В силу этого возрастает функциональная нагруженность слова в ЭТ, которое «вынуждено» выполнять роль отсутствующих невер­бальных средств, характерных для устного общения: «При разделен­ной во времени и пространстве коммуникации исчезает вероятность подкрепления понимания визуальным присутствием адресата и соот­ветственно возрастает роль текста» [там же, с. 253]. С этой точки зре­ния письмо как разновидность письменного текста можно рассматри­вать в качестве логоцентрической системы (Л. Ю. Максимов), где ключевой единицей выступает слово.

Эпистолярная манера общения сегодня стремится к сокращениям и компактности: так можно общаться сразу с несколькими людьми, за­трачивая при этом минимум усилий. Например, вместо «привет» в ча­тах принято писать «прив», «администратор» заменяется на «админ», «зарегистрирован» - на «зареген», «спасибо» - на «пасиб», «что» - на «че». Язык современных ЭТ, будучи письменным выражением мыс­лей и эмоций, стремится к тому, чтобы копировать разговорную, а точ­нее, - устно-разговорную речь, демонстрируя тенденцию «оживления» («он-лайновости») речи.

Несмотря на то, что современная эпистолярная речь представляет разновидность письменной речи, ей становятся «чужды» некоторые нормы, в частности, орфографические. Критерием написания стано­вится фактор экономии времени и материальных средств с учетом относительной ориентации на понимание со стороны адресата. В результате такого подхода становится возможным отсутствие знаков препинания, заглавных букв, сокращение слов, наличие орфографиче­ских ошибок и технических опечаток, появление транслита.

Необходимо отметить такую особенность речевой ткани совре­менного ЭТ, как ее тотальная «жаргонизация». Письма сегодня не пи­шут, а отстукивают, набирают, скидывают на мыло, т. е. пользуются услугами электронной почты. От слова чат, обозначающего болтать, трепать языком, возникло множество жаргонных производных: мож­но чатиться, но можно и чатнуть слегка; есть чат, но есть также чатик (чаток), чатище; многим знакомы атрибутивы чатнутый, чатливый, чатящийся, наречие чатно. Уровень владения компьютер­ным сленгом на сегодня определяет положение человека в иерархии се­тевых сообществ. Недоступные непосвященным, жаргонизмы позво­ляют возводить некий барьер между новичками и профессионалами.

Чрезвычайно актуально для современного общения, в том числе эпистолярного, стоит проблема натиска вербальной агрессии. В борьбе с ее проявлениями (как в виде откровенного сквернословия, использо­вания личных оскорблений, так и посредством наиболее изощренных технических способов - флейда, флуда, спама, троллинга как способов навязывания пользователю нереленвантной для него информации) предпринимаются определенные меры (в чатах за порядком следят мо­дераторы; существуют санкции за нарушение правил форума в виде банов - частичных или полных запретов на участие), но ситуация на сегодня оставляет желать лучшего.

В ЭТ, фигурирующих в политическом и рекламном дискурсах, ак­тивно используются стандартные эпистолярные клише, а также эпи­столярный мета-словарь. Так, в одном из текстов политического пись­ма кандидата в депутаты Тимура Хисматуллина к избирателям присутствует характерный для текстов эпистолярного жанра компо­нент «P. S.», содержание и графический способ презентации (особый размер и цвет шрифта) которого непосредственно «работает» на созда­ние положительного имиджа автора в глазах читателей: «P. S. К насто­ящему времени участие в проекте «Социальная карта» приняли более 9 000 жителей округа». В этом же тексте используются также специ­фичные для ЭТ способы создания диалогичности - категории, реле­вантной для писем разных видов: «Прошу все материалы, касающие­ся проекта «Социальная карта», направлять: 1. Мне по адресу, указанному в карточке... 2. Мне по другому адресу... 3. Для публикации в газету... С уважением, Тимур Хисматуллин» (выделено в тексте - А. К.).

Огромным потенциалом обладает слово в рамках художественно- эпистолярного дискурса как варианта жанрово-стилистической моде­ли. Например, чрезвычайно специфична в этом отношении эпистоляр­ная манера Ю. М. Лотмана, позволяющая говорить о своеобразии его ЭТ по сравнению с текстами научными: «Он (стиль писем Ю. М. - А. К.) не совсем адекватен стилю его научных публикаций: он более живой, раскованный, более индивидуальный (в смысле не только лич- ностно лотмановского, но и, как говорилось, отличающегося при об­щении с тем или другим адресатом); в нем много художественно-пу­блицистических вкраплений, отсутствующих в научных текстах, больше переходов и оттенков, от логической основы до веселых калам­буров и фантазий» [Егоров 2006, с. 11].

В частности, об умении автора чувствовать коммуникативный по­тенциал слова свидетельствует активное использование им окказио­нальной лексики, обладающей высокой степенью прагматического воз­действия. Можно выделить несколько разрядов окказионализмов, функционирующих в ЭД ученого.

-     образованные путем сложения слов с употреблением дефиса либо

без него: «... его племянница очень милая и умненькая девочка, луч света на ихтиозавро-мастодонтском фоне наших младших кур­сов» [Лотман 2006, с. 57], «Большое (огромное) спасибо за гигант­ский труд по просмотру мутоновского кино-дерьмо-перевода. Я твой должник по гроб» [там же, с. 63] (Мутон - название изда­тельства в американском штате Мичиган; Племянница редактиро­вала перевод на английский язык книгу Ю. М. «Семиотика кино и проблемы киноэстетики», содержавший массу ошибок и неточ­ностей - А. К.), «О делах лично-домашне-прочих не пишу» [там же, с. 510], «моя непришейкобылехвостость к толстовской те­матике слишком очевидна и может только напортить» [там же, с. 216], «... даже если бы я при этом не говорил тех благоглупо­стей, которые содержатся в ее рецензии» [там же, с. 178];

-     образованные посредством аффиксации по узуальным моделям:

«Полудоговорились о том...» [там же, с. 119], «Доколе меня будут ре- и перерецензировать?» [там же, с. 177], «... мы близки к тому, чтобы доругаться в этом вопросе до единого мнения» [там же, с. 629], «Приезжайте - карамзимнем... Вообще глагол хороший: перекарамзимовать это дело» [там же, с. 597], «буду рад с Вами

покарамзиниться» [там же, с. 598], «не хотите ли Вы к тиражу подъехать? Мы бы общнулись - все же том вышел» [там же, с. 196], «Что с Кубы - как Кирилл кубинизируется?» [там же, с. 305];

-                     представляющие ненормированные формы общеупотребительных

лексем: «Погоды у нас стоят ясные», «Огорчила тем, что у вас плохие погоды» [там же, с. 25], «Жаль лишь, что погоды неровные - то жара, то грозы, переходящие в небольшие потопы» [там же, с. 61] (образование формы множественного числа от существи­тельного погода);

-                     образованные на основании аббревиатур: «Для сборника я еще ничего

не делал, для БлоковскогоШ ДмитриевгеньичевскогоШ Зараминцев- ского - также» [там же, с. 144], «кто завкафствует у вас?» [там же, с. 157];

-                     созданные посредством «непривычного» сближения узуальных слов

в рамках минимального контекста: «Старшая (из внучек - А. К.) (2 года с кусочком) - уже кокетничает» [там же, с. 268], «хоте­лось бы с ней повидаться и поговорить за семиотику» [там же, с. 606], «После Нового года я приеду в Ленинград дня на три инког­нито специально контактовать на почве Фета: тогда обо всем поговорим» [там же, с. 55], «... и нашего друга Винера, чтоб его на том свете черти кормили семиотикой культуры!?» [там же, с. 611]. Таким образом, роль слова в ЭТ возрастает в силу специфики эпи­столярного типа общения, представляющего опосредованный через текст тип письменной коммуникации. Эпистолярное слово «берет» на себя функцию отсутствующих невербальных средств, характерных для устного общения. Специфика функционирования слова в эписто- лярии также обусловлена непосредственной нацеленностью на диалог с конкретным адресатом, характером межличностных отношений между коммуникантами, тематико-ситуативным контекстом.

Принцип намеренной акцентуации графических элементов эпистолярного произведения как разновидности креолизованного текста

Жанрово-стилевая специфика ЭТ в полной мере отражает суть се­миотического подхода к рассмотрению текстов, в рамках которого лю­бое речевое произведение осмысляется как совокупность некоторого исходного вербального сообщения и «системы разнородных семиоти­ческих пространств» (Ю. М. Лотман), в целом образующих «связный знаковый комплекс» (М. М. Бахтин).

За последние годы интерес к исследованию текстов, представляю­щих синтез вербально и невербально выраженной информации, значительно возрос, что объясняется требованиями современной ком­муникации. Подобного рода тексты определяются по-разному: как семантически осложненные, нетрадиционные, видеовербальные, составные, поликодовые, креолизованные (экскурс в историю вопроса см.: [Ворошилова 2006]).

Одним из семиотических подуровней текста выступает его графи­ческий образ (термин предложен М. И. Шапиром), входящий как эле­мент в поэтику текста, «помогающий» адресату «отследить» «грамма­тику мысли» (Л. С. Выготский) автора и способствующий, тем самым, установлению эффективного диалога сторон. Это видится чрезвычай­но важным в условиях эпистолярной коммуникации, имеющей дис­танцированный характер: использование графических средств решает задачу восполнения информации в условиях опосредованного через письменный текст общения, «помогая» автору адекватно реализовать свою коммуникативную цель, адресату - максимально полно ее по­нять. Отбор графических средств осуществляется на основе авторских «предпочтений», обусловленных экстралингвистическими факторами коммуникации (целью, характером взаимоотношений между участни­ками, жанровой спецификой текстов). Определяющую роль играет личность автора, когнитивно-познавательная, аксиологическая, по- требностно-мотивационная, эмоционально-волевая составляющие, идиостилевые особенности которой в полной мере находят отражение в переписке с разными корреспондентами.

Эпистолярий рассматривается нами как особая форма речевой коммуникации, существующая в четко систематизированном графи­ческом облике. Наличие в ЭТ «графемного инвентаря» (И. Э. Гельб) позволяет говорить о четко представленном визуальном образе как жанрообразующем свойстве текстов данного типа. Каждый ЭТ имеет свой неповторимый индивидуальный графический образ, который первым попадает в поле зрения воспринимающего сознания. Характер визуальной репрезентации ЭТ как письменного (печатного) текста яв­ляется неотъемлемым компонентом целостного впечатления о данном речевом произведении. В рамках коммуникативно-прагматического подхода графические текстовые единицы квалифицируются нами как маркеры эпистолярной коммуникативной универсалии, согласно ко­торой графические способы репрезентации авторских установок в ЭТ, не утрачивая своего исходного предназначения, начинают выполнять ряд других функций: идеографическую, когнитивную, прагматическую, регулятивную, суггестивную.

Более того, генезис письма (его изначальная принадлежность сфе­ре разговорной коммуникации) обусловливает экстраполяцию инто­национных средств устной разговорной речи в письменное простран­ство ЭТ, превращая последний в форму репрезентации авторского «потока сознания». Графические единицы ЭТ призваны способство­вать сохранению информации в условиях этого перевода, поскольку возможность ее потери из-за различия кодов передачи информации по устному и письменному каналам коммуникации велика: «Каждому знаку препинания соответствует явление, объективно данное в потоке речи; чем больше «степень вживаемости» устной речи в ткань пись­менного текста, тем больше ощущается специфика последней» [Плот­ников 1992, с. 22].

В русле традиционного подхода [Шварцкопф 1988, Шубина 1999, 2006, Садченко 2009 и др.] в целях упорядочивания лингвистической терминосистемы мы склонны дифференцировать понятия «графиче­ские» и «пунктуационные» знаки, соотнося их как «целое» и «часть». К графическим единицам текста (в широком понимании термина) от­носятся: способы начертания слов (гарнитура шрифта), знаки препи­нания, абзацы, расположение строк, прописные буквы. В случае присут­ствия в тексте иллюстраций графические средства приобретают статус параграфемных [Клюканов 1983, Баранов, Паршин 1990, Дзякович 2001, Фещенко 2002, Григорьева 2003]. Например, «на помощь» совре­менной лаконичной эпистолярной речи приходят графические изобра­жения, символически репрезентирующие определенные эмоциональ­ные состояния или чувства - смайлики. Например, символы :( или © передают негативные эмоции, а :) или © означают радость, хорошее настроение. Пунктуационные знаки рассматриваются нами как поду­ровень графической знаковой системы и объединяют в своем составе следующие элементы: точку, запятую, точку с запятой, двоеточие, тире, скобки, кавычки, многоточие, вопросительный и восклицатель­ный знаки.

Приведем примеры из ЭТ разных авторов. М. Цветаева, напри­мер, в своих письмах, особенно обращенных к «собратьям по перу» и издателям, неоднократно подчеркивала важность наличия у текста графического образа: «... очень важно и необходимо оговорить. Еще: без картинок на обложке, только буквы. И непременно с Ъ» (из перепи­ски с Бахрахом об издании книги стихов) [Цветаева 1995, т. 6, с. 560],

«Пишите или совсем без ничего (по-новому!) или дайте слову и графиче­ски быть... Пишите или как Державин (с Ъ) или как Маяковский! В этом отсутствующем Ъ, при наличии Ь - такая явная сделка!» [там же, с. 563].

Как показывает анализ текстов, самыми распространенными пун­ктуационными знаками в рассматриваемых эпистолярных дискурсах для авторов являются тире, скобки, двоеточие, восклицательный и во­просительный знаки. О важности этих графических единиц как опре­деленных квантов смысла для самих авторов свидетельствуют автор­ские метакомментарии. Так, М. Цветаева пишет по этому поводу: «. «земные приметы» - ложь, но ложь-сила, тогда как душа - правда-сла­бость. (Соединительное тире!) (здесь и далее - выделено в тексте - А. К.)» [там же, с. 568], «Теперь, внимательно - что изменилось?

(И, опуская все:) Будущего нет? Но---- Больше этих трех тире не скажу» [там же, с. 615], «Везти его к Вам?? За - чем? (Тире передает недоуменность интонации, но слово одно, - а не два)» [там же, т. 7, с. 579], «Христос Воскресе, дорогая Саломея! (Как всегда - опережаю со­бытия и - как часто - начинаю со скобки) А Вы знаете, что у меня лежит (по крайне мере - лежало) к Вам неотправленное письмо» [там же, с. 159].

Текстообразующей функцией скобок является репрезентация в высказывании вставной конструкции, несущей добавочную инфор­мацию, по смыслу относительно самостоятельной и «выпадающей» в результате этого из общей структуры высказывания. В ЭТ данный знак наделяется регулятивной функцией, способствующей наиболее полному раскрытию особенностей авторского миропонимания, на­строения, строя мыслей. В письмах М. В. Нестерова, например, в скоб­ки помещается информация, содержащая авторскую оценку своего творчества: «Читал ли ты новый выпуск «Истории искусств» Мутера, где А. Бенуа в статье о русской живописи разделывает В. Васнецова, а попутно и М. Нестерова (за образа)» [Нестеров 1968, с. 150], «Из не­скольких тысяч холстов едва наберется сотня-другая вещей заметных (первоклассных ни одной)» [там же, с. 174], «... две старые затеи чисто нестеровского (лирического) характера» [там же].

У Цветаевой за счет использования скобок расширяются инфор­мационные границы высказывания, вводится авторский комментарий этой информации, наблюдается один из ведущих идиостилевых прие­мов поэта - «приращение смысла» (Б. А. Ларин): «Начнем с Мура, т. е. с радостного: Учится блистательно (а ведь - французский самоучка! Никто слова не учил!) - умен - доброты (т. е. чувствитель­ности: болевой) - средней, активист, философ... я - без катастрофы. (Но, конечно, будет своя!) Очень одарен...» [Цветаева 1995, т. 7, с. 159-160]. Авторский комментарий по разным поводам заключается в скобки и Ф. Шаляпиным: «Как перед глазами вырос в памяти моей этот «прекраснейший» (для меня, конечно) из всех городов мира - город» (речь идет о Казани - А. К.) [Шаляпин 1960, с. 363].

Традиционными для восклицательного и вопросительного знаков считается их постановка в конце предложения и выполнение таких функций, как интонационно-экспрессивная, отделительная и выраже­ние вопроса, сомнения - соответственно. В эпистолярии использова­ние данных знаков имеет устойчивую тенденцию к их квалификации как авторских с пространственной, функциональной, структурно-се­мантической точек зрения. В тексте знаки могут занимать любую по­зицию. Структура их часто усложняется в сторону удваивания, утраи- вания и пр. с целью выражения большей экспрессии. Восклицательный знак может сочетаться с вопросительным для передачи специфической семантики «вопроса-восклицания». Эти особенности употребления данных знаков способствуют созданию и поддержанию эпистолярного диалога, поскольку стимулируют адресата на ответные речевые дей­ствия. Наиболее характерно использование рассматриваемых знаков в подобных целях для эпистолярной манеры Ф. Шаляпина: «. за то, что поддержал их в ихнем тяжком (?) положении...» [Шаляпин 1960, с. 338], «Ух, как мне хотелось бы знать «где правда?!!» [там же, с. 346], «Я же им не нужен!.. Они без меня живут отлично... Эх-ма!!!» [там же, с. 347], «Вот они, проклятые деньги и вынужденность их иметь!!!», «Я не курю, но с удовольствием вкушаю виски с содой - чудный напи­ток!!!» [там же, с. 479], «30 долларов я прислал тебе в возмещение «по­шлины», которую ты заплатила за шесть пар чулок и фуфайку (???)» [там же, с. 491], «Теперь, когда его не стало, - каждый вздох его и о нем мне в тысячу дороже, чем когда бы то ни было, - к кому надо обра­титься с просьбой????» [там же, с. 516].

В области использования пунктуационных средств наблюдаются явные тенденции к «излюбленности» употребления отдельных их ви­дов авторами в рамках конкретных эпистолярных дискурсов. Так, М. Цветаева имела особое «пристрастие» к тире, скобкам. Об этом на­писано много научных исследований [Ревзина 1995, Зубова 1999, Му­ратова 2005, Ляпон 2010 и др.]. Анализ писем позволяет судить также о двоеточии как типичной черте графического уровня текстов поэта:

«Я устала думать о Вас: в Вас: к Вам» [Цветаева 1995, т. 6, с. 598], «Остается одно: стихи. Но: вне меня (живой!) они ему не нужны (лю­бит Гумилева, я - не его поэт!) Стало быть: и эта дорога отпадает. Остается одно: стихии: моря, снега, ветра» [там же, с. 622], «Мне это неписание тебе стоило больших усилий, чем все мои писания вместе взятые: других усилий: другие мускулы работали: обратное» [там же, т. 7, с. 592].

Из арсенала непунктуационных графических средств выделим ха­рактерные для всех авторов случаи использования гарнитуры шриф­та и особых способов начертания букв.

О значимости такого графического средства, как шрифтовые вы­деления (курсив, полужирный, подчеркивание) ключевых фрагментов текста свидетельствует метакомментарий М. Цветаевой: «.... Чтобы не набрали жирным шрифтом, который нечто вроде физического воз­действия, тогда как в разрядку - воздействие нравственное: молчали­вая остановка внимания» [там же, с. 600]. В письмах академика В. И. Вернадского, например, он выражает сущность автора как учено­го, привыкшего в процессе умственной деятельности выделять глав­ное, на письме делая это посредством подчеркивания: «Меня поража­ет чувствуемый всюду рост Италии, ее благосостояния и культуры» [Вернадский 2007, с. 31], «Представь себе, что я сделал 30 верст вер­хом!» [там же, с. 64], «Отсюда ясно, что это не единичное явление» [Письма В. И. Вернадского А. Е. Ферсману 1985, с. 20]. В эпистолярии Цветаевой при помощи курсива репрезентируются ключевые слова в высказываниях, которые на языковом уровне отражают особенности концептуальной картины мира поэта: «Эпиграф этот умолчала, не же­лая, согласно своей привычке, ничего облегчать читателю, чтя чита­теля» [Цветаева 1995, т. 6, с. 558], «У меня идиотизм на места, до сих пор не знаю ни одной улицы» [там же, с. 571], «Вы - весь - моя тайна, все Ваше и к Вам у меня - втайне, это наше дело» [там же, т. 7, с. 583].

Визуальный облик слова, судя по ЭТ, также оказывается значимым для авторов в плане выражения определенного смыслового содержа­ния. Общей тенденцией здесь выступает способ начертания иностран­ных слов средствами «родного» для них алфавита. Подобный прием обусловлен экстралингвистическими факторами, однако его появле­ние в рамках конкретных идиосистем зависит от разных причин. Так, в эпистолярии Шаляпина случаи оригинального написания иностран­ных слов объясняются сначала частыми заграничными гастролями певца, затем - жизнью за пределами России (причем частотность появления слов данной группы увеличивается в письмах 1920­1930-х годов по сравнению с письмами раннего периода), а также про­фессиональной принадлежностью (исполнение сольных партий на иностранных языках, знакомство с текстами партий, общение с ин­тернациональной публикой). К данным случаям относятся написания: большинства топонимов (на Capri, в Cannes, из N. York'a, из Salzo, «Пи­сать так: Vichy, poste restante» [Шаляпин 1960, с. 336] и пр. (и в тексте письма, и в указании адреса)), антропонимов, если речь идет об ино­странцах (Рауль Пюньо (Raoul Pugno), дирижер Serafin), названий теа­тров, отелей, парков и пр. (Grand Opera, La Scala di Milano, M. Carlo The­atre Casino, «В Ville Franche мне действительно пришлось с ними подраться...» [там же, с. 339], «... по огромному «Luna Park».» [там же, с. 342]), слов, на которые падает фразовое (логическое) ударение («Дол­го, сравнительно, я молчал, глубоко страдал. А дело шло все crescendo и crescendo» [там же, с. 339], «Ну, а пока ничего нового - все как-то идет так себе, публика говорит charmant, а ей (французско-интернацио­нальной) нравится эта musique sauvage de Boris Godounoff» [там же, с. 348], «В прошлую среду я устроил у себя большой reception в 4 часа дня» [там же, с. 455]), дублетов-синонимов из русского и иностранного языков («... с одной стороны «швейцары» или метр-д-hoteVи, а с дру­гой - скучающие всегда и ищущие развлечений туристы» [там же, с. 342]).

К случаям особого начертания слов в эпистолярии Ф. Шаляпина можно отнести также варианты написания, отражающие специфику их произнесения в потоке ситуативной устной речи, например: «Како­во же было удивление, когда взволнованный Василий Коган, задыхаясь, выплевывал слюну: «ФФФедор Ивваныч, ппппожалте, это Вас вышел встречать городской голова с музыкантами».» [там же, с. 488], «Огор­чился я тоже и тем, что Аксарин делает тебе какие-то гадости - нео- жи-дал!» [там же, с. 487], «Уррра!.. вот!!! Любят меня, слава богу, и в Америке» [там же, с. 488]. Таким образом графика позволяет в какой-то мере адаптировать спонтанную устную речь к условиям письменной коммуникации.

В письмах Цветаевой особенности визуального образа слова свя­заны, наряду с описанным выше приемом, с употреблением строчных букв. В обоих случаях, по словам самого автора, лучшего способа пере­дать мысль не оказалось: «Словом, издатель, как моя собственная груд­ная клетка, должен вместить ВСЕ. Здесь все задеты, все обвинены и все оправданы. Это книга ПРАВДЫ. - Вот. -» [Цветаева 1995, т. 6, с. 559], «Вот моя жизни, которая мне НЕ нравится!» [там же, т. 7, с. 159]

«Спасибо Вам сердечное и бесконечное за то, что не сделали из меня «style russe», не обманулись видимостью» [там же, т. 6, с. 558], «Я не на­стойчива, всегда только - еле касаюсь. A bon entendeur - salut! (Имею­щий уши, да услышит! (фр.) - А. К.)» [там же, с. 570].

В эпистолярии В. И. Вернадского данный прием демонстрирует глубину языковой компетентности автора, проявляющейся в знании им множества языков: «Это прямо собрание людей sans foi ni loi (бес­честных (франц.) - А. К.)», «Это какое-то memento (напоминание (лат.) - А. К.) - быстрой перемены» [Вернадский 2007, с. 22], «Или по­чта идет плохо или здешняя pronunciamiento (военный переворот (исп.) - А. К.)» [там же, с. 34], «Забыл написать тебе, что Аршинов прислал тебе 20 руб. на settlement (расчет (англ.) - А. К.)» [там же, с. 49], «я сомневаюсь, чтобы Nachkur (дополнительный курс лечения (нем.) - А. К.) в Полтаве... был тебе... полезен» [там же, с. 105], «... cnilka (союз (укр.) - А. К.) назначила в Ереськах и Шишаках цену за уборку...» [там же, с. 209].

Из разряда графических символов отметим использование на стра­ницах рассматриваемых писем знаков NB!, акута, цифровой информа­ции и пр. Особенно частотен, в связи с профессиональной принадлеж­ностью автора, данный способ в дискурсе Вернадского, зачастую использующего пространство письма в научных целях: «Сижу на засе­даниях целые дни. Утром от 10 - 12А или 1 часа заседания собрания, от до заседания собрания или докладной комиссии, от 8 до 11 - докладная комиссия» [Вернадский 2007, с. 116], «Сейчас еду в Неаполь. Здесь очень жарко (днем > 30°), но я чувствую себя хорошо» [там же, с. 29], «вчера вечером t была 39,2» [там же, с. 161], «Николаев нашел там более 12% NiO» [Письма В. И. Вернадского А. Е. Ферсману 1985, с. 33], «.там процесс идет прямым окислением FeO в Fe2O3» [там же, с. 12], «В микроклине более 2% Rb2O + Cs2O» [там же, с. 44]. Многие ЭТ академика являются своеобразными носителями научной информа­ции, отражают непредсказуемость и текучесть научной мысли, про­цесс научного поиска от формулировки гипотезы - до ее подтвержде­ния эмпирическими данными. Даже в очень личных посланиях к жене, судя по количеству встречающихся графических средств и особенно­стях их употребления, приводящих зачастую к «смешению стилей», Вернадский проявляет себя как истинный ученый: «У нас все благопо­лучно - сейчас пообедал и иду в лабораторию - теперь часов» [Вер­надский 2007, с. 40], «Нинуся была в гимназии... Легла она в часов и сейчас спит» [там же, с. 43].

В анализируемых ЭТ нами отмечены некоторые оригинальные графические способы передачи информации. Например, в дискурсе Шаляпина в единичных случаях наблюдается особое расположение строк на странице. Фрагмент одного из писем к дочери имеет «стихот­ворное» расположение строк, мотивированное контекстом (ранее в письме речь шла о литературных опытах Шаляпина и приводилось стихотворение, им написанное): «А? Каково?.. В виде как бы Пушкина! хе-хе-хе-хе-хе! - то-то-же!

а ты говоришь! Дуреха!. .» [Шаляпин 1960, с. 478].

Часть писем Вернадского, как свидетельствуют архивные матери­алы, написаны на официальных бланках. Например, к В. И. Липскому от 26 октября 1929 года и А. В. Фомину от 25 июня 1929 года - на блан­ке «Академия наук Союза Советских Социалистических Республик, Ди­ректор Биогеохимической лаборатории АН СССР. Сокращенное наиме­нование: БИОГЕЛ Ленинград, ул. Рентгена 1. Тел. 1-67-99». Некоторые ЭТ, фигурирующие в ЭТ всех авторов, представляют собой открытки. Это в определенной степени создает специфику графического образа письма.

Особо хочется отметить оригинальный способ графической пода­чи информации, характерный для лиро-эпистолярного дискурса М. И. Цветаевой. Из числа имеющихся средств передачи мысли Цвета­ева всегда отдавала предпочтение слову. Поэтому значительную роль в отражении особенностей ее концептосферы в эпистолярии играют графические окказионализмы: «Ощущение со-(мыслия, -творчества, -любия и пр.) во мне совершенно отсутствует» [Цветаева 1995, т. 6, с. 562], «В плотную-любви в пять секунд узнаешь человека, он явен и - слишком явен!» [там же, с. 577], «Но тогда была туча, сейчас ее нет, сплошь-туча: небо без событий» [там же, с. 593], «У всех вас: искус­ство, общественность, дружбы, развлечения, семья, долг, у меня, на глубину, НИ-ЧЕ-ГО» [там же, с. 607], «Я у Вас сейчас - я-переписка и я-встреча - в глазах двоюсь» [там же, с. 625], «Это, Вера, в ответ на предложение купить де-сяти-франковый билет на целый вечер мо­его чтения, авторского чтения двух неизданных вещей» [там же, т. 7, с. 275]. Имея статусную характеристику лексической единицы, оккази­онализмы графического типа могут быть отнесены к графическим тек­стовым средствам, поскольку в их создании преобладающая роль принадлежит традиционным элементам графики (дефису и крупному шрифту).

Таким образом, графический облик является чрезвычайно значи­мым элементом поэтики ЭТ. Рассмотренные дискурсы представляют варианты многоаспектной текстовой реализации эпистолярной ком­муникативной универсалии, согласно которой графические средства передачи информации в ЭТ приобретают статус полифункциональных единиц. Особенности их использования во многом обусловливают жанрово-стилевую специфику эпистолярия как эпистолярно-научного (у В. И. Вернадского) и эпистолярно-художественного (у М. И. Цветаевой, М. В. Нестерова и Ф. И. Шаляпина) вариантов реализации модели ЭТ.

Каждый текст имеет свой неповторимый индивидуальный графи­ческий образ. Именно графический образ письменного (печатного) текста интересующей нас жанрово-стилевой организации первым по­падает в поле зрения воспринимающего сознания, при этом важную смыслообразующую функцию играет воспроизведение не только текста, но и самого внешнего вида письма. ЭТ может рассматриваться как модифицированный вариант пиктографического письма, основ­ным свойством которого является четко представленный визуальный образ, регулирующий текстовую деятельность адресата.

В качестве средства репрезентации ЭТ своей знаковой сущности можно рассматривать такой параметр, релевантный для эпистолярной сферы коммуникации, как формат письма. Конверт (от англ. cover - закрывать), часто - со штемпелями об отправке и получении, приоб­ретает в русле как международной, так и национальной традиции ста­тус некоего артефакта, способствующего созданию эффекта достовер­ности сообщаемой информации, что повышает силу прагматического воздействия ЭТ в целом. Эпистолярную коммуникацию можно счи­тать разновидностью «фактурной» коммуникации, где не только се­мантика словоупотреблений, но и форма (формат письма) приобретают регулятивную функцию. Посредством формы осуществляется «ове­ществление» письма, обретение им «самости субъекта», «своего тела».

Письмо все и насквозь «пропитано» сакральным, знаковым, сим­волическим звучанием. «Эпистолярный текст обнаруживает порази­тельное свойство не только отражать, но и моделировать макро- (внеш­ний) и микро- (внутренний) миры, высвечивая сокровенные тайны человеческой психики, неизбежно проговариваясь о самом потаенном между строк. Эпистолярное письмо как матрица служит специфич­ным функционально-смысловым отражателем личности, ее идентифи­кационным кодом» [Сапожникова 2005, с. 83].

Эпистолярное общение воплощает в себе некое конвенциональ­ное ритуальное коммуникативное событие: это не просто способ об­щения, но и инструмент эффективного воздействия. Письмам, как из­вестно, их составители часто доверяют самые сокровенные мысли и чувства, полагая, в свою очередь, что и в письмах других людей тоже можно иногда прочитать то, что те думают на самом деле. Порой это выступает определяющим фактором для достижения взаимопонима­ния между автором и читателем. Н. А. Ковалевой письма названы «ин­тимными диалогами». Подобная психологическая установка, помимо воли человека, в течение веков прочно закрепилась в его сознании. Именно эта установка определяет особенно «трепетное» отношение получателя к текстовой информации в формате письма, опосредован­ного конвертом.

Письмо, пришедшее по почте в конверте, имеет большие шансы быть прочитанным, сохраненным. Формат письма способствует созда­нию эффекта достоверности и важности сообщаемой информации, что повышает силу прагматического воздействия текста. Эта особенность ЭТ используется в сфере современной рекламной, особенно - политиче­ской, коммуникации, в тех случаях, когда формой коммуникации стано­вится рекламный текст в формате письма. Например, в предвыборном агитационном тексте-письме фракции ЛДПР от 15 сентября 2005 года центральная часть, наиболее информативно значимая, представляет перечень ключевых моментов, касающихся вопросов жизнедеятельно­сти г. Томска. Об этом свидетельствует выбор шрифта и нумерация, облегчающие читателю процесс восприятия текста, делающие инфор­мацию наиболее запоминаемой: «... Считаю, что для Вашего города наиболее актуальными проблемами действительно являются:

1.                      Необоснованное повышение жилищно-коммунальных тарифов, связанное с бесконтрольными тратами коммунальных служб;

2.                      Беспредел в сфере пассажирских перевозок маршрутным транспортом;

3.                      Экологическая безопасность Томска должна стать объектом при­стального внимания со стороны депутатов городской Думы;

4.                      Благоустройство придомовых и межквартальных территорий в Томске станет задачей №1;

5.                      Целевая программа по капитальному ремонту «хрущевок» должна быть скорее воплощена в жизнь» (выделено в тексте - А. К.). Таким образом, принцип намеренной акцентуации графических элементов в рамках ЭТ выступает эффективным способом презента­ции коммуникативных, в том числе регулятивных, установок автора, а также эпистолярной универсалии - закона соответствия текстовых единиц реализации авторского замысла перечню эпистолярных инва­риантных средств. В виду отсутствия непосредственного контакта между коммуникантами в условиях эпистолярного взаимодействия особая роль в ЭТ отводится языковым (в первую очередь, - лексиче­ским) и паралингвистическим (графическим) средствам. Какие-либо «предпочтения» в выборе данных средств зависят от коммуникатив­ной ситуации, жанрово-типологических свойств ЭТ и особенностей идиостиля того или иного автора.