4.5. Закон соответствия стилевой разновидности эпистолярного произведения его жанровому канону Принцип сохранения первичной (аутентичной) разговорной стилистической основы ЭТ как отражения соответствующей интенциональной направленности коммуникации «Классическое» эпистолярное произведение представляет текстовый вариант реализации разговорного языка в письменном виде. О доминировании в стилистической природе письма как типа текста разговорного начала свидетельствуют, например, исследования, направленные на выявление черт живого разговорного языка в деловом письме [Котков 1980, Осипов, Гейгер, Рогожникова 1993, Майоров 2006 и др.]. На протяжении XX века «классический» разговорный эпистоля- рий претерпевает серьезные изменения. Современные аутентичные ЭТ в силу ряда экстралингвистических и лингвистических факторов претерпевают значительную жанрово-стилистическую трансформацию [Курьянович 2007]. В первую очередь это касается процентного соотношения между функционально-стилевыми разновидностями «внутри» эпистолярного жанра. В частности, ослабевает поток частной переписки: «Сегодня эпистолярный жанр переживает не лучшие времена. Расширение функций устной речи в современных условиях ведет к сокращению объема письменного межличностного общения (заменяется телефоном). Меньше переписываются друзья и родственники, сокращается и фатическая переписка по случаю праздников, юбилеев и других событий личного характера» [Протопопова 2003а, с. 627]. Вместе с этим наблюдается возникновение новых разновидностей ЭТ, появление которых обусловлено изменившимися историческими, политическими, экономическими и общественными условиями жизни. Современное и деловое, и частное эпистолярное общение успешно и все в большей степени переносится в виртуальную плоскость глобальной компьютерной сети [Амяга 1991, 1998, Бабаева, Войскунский 1998, Жичкина 1999, 2000, Чудова 2002, Белинская 2008 и др.]. Электронные послания, а также тексты, передаваемые посредством телефонной связи (SMS-сообщения), в значительной мере вытесняют почтовую корреспонденцию. Типологическая характеристика современного эпистолярного дискурса предполагает выделение в нем таких разновидностей аутентичных ЭТ, как: 1. Почтовая корреспонденция: частные и деловые письма, открытки, телеграммы. 2. Тексты, передаваемые посредством телефонной связи: факсимильная переписка, сообщения на пейджер, SMS-сообщения. 3. Электронные послания: тексты, передаваемые по электронной почте, а также другие, фигурирующие в рамках Интернет-коммуникации на страницах чатов, сайтов, форумов, мессенджеров. Жанр электронного письма еще в полной мере не сложился. В данном типе ЭТ наблюдается смешение признаков делового и дружеского письма, границы системы этикетных формул размываются, форма письма становится более свободной [подробнее: Курьянович 2008а]. Большая скорость обмена письмами влияет на частотность переписки. В связи с этим часто наблюдается усечение структуры частного электронного письма: «потеря» обращения, приветствия, подписи, сокращение повторяющихся элементов, этикетных формул вежливости. Однако электронное письмо сохраняет содержательную целостность и структурную определенность. Деловая переписка также демократизируется. Электронные письма являются сообщениями, несущими в первую очередь фактуальную, а уже потом - оценочную информацию. В современную эпоху информационного бума эпистолярий вынужден играть роль лишь инструментария в общения, а не составлять главную его суть и ценность. Современные ЭТ пишутся по новым когнитивным сценариям, характеризуются специфичным набором речевых средств выражения и особенностями структурного, функционального, типологического и прагматического свойства. Несмотря на определенную степень представленности вопроса в исследовательской литературе, многие проблемы остаются по-прежнему актуальными. Современные аутентичные ЭТ еще только начинают анализироваться как особая форма коммуникации. С учетом современной тенденции на первый план выступает возможность (и даже необходимость) использования в ЭТ кода устного разговорного языка с активным привлечением внелитературного его корпуса. Стиль современного письма формируется на основе умения автора послания излагать свои мысли и говорить «на бумаге». Современная эпистолярная речь - это не письменная разговорная речь и даже не письменный вариант устной речи (фиксация устной речи на письме). Это сложный синтез устно-разговорной и книжно-письменной речевых форм. Даже в эпистолярно-художественных дискурсах, выделяемых в рамках творческого наследия выдающихся представителей творческой интеллигенции ХХ века, присутствуют стилистические черты разговорности, поволяющие устанавливать связь данных ЭТ с аутентичными, принадлежащими разговорной коммуникации. К таким маркерам разговорного стиля в ЭТ известных личностей относятся в первую очередь лексические и синтаксические едиицы. Например, разговорная стилистическая составляющая весомым образом представлена в эпистолярии В. С. Высоцкого. В данном случае речь идет об использовании автором в письмах разных лет, обращенных к частным адресатам, стилистически маркированной (разговорной или просторечной) лексики. В ЭД В. Высоцкого данный пласт слов представлен чрезвычайно широко, при этом просторечные единицы в количественном отношении доминируют. Стоит заметить, что в ЭД поэта, художественно-эпистолярном с точки зрения своей стилистической характеристики, подобного рода лексемы выполняют различные функции: когнитивную, эмоционально-оценочную, самопрезентации автора, фатическую и пр. Приведем примеры. Частотным является использование служебных просторечных слов, выполняющих в тексте функцию имитации устного диалога: «. это-де - лишние расходы» [Высоцкий 2011, с. 259], «Все рассказы и ужасы, что вот-де там споят, будут говорить тосты...» [там же, с. 293] (частица де употребляется при передаче чужой речи в значении «дескать», «мол» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 138]); «... показываю и рассказываю, что вот, дескать, русский художник Шемякин» [Высоцкий 2011, с. 338] («дескать - частица, употребляющаяся при передаче чужой речи (часто с оттенком недоверия)» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 162]); «Ты, Ванечка, позванивай маме, она у меня, да и Севке - авось, попадешь на трезвого» [Высоцкий 2011, с. 343] («авось - может быть (о том, что желательно для говорящего, на что он надеется) (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 16]); «... по тебе скучаю очень, а по детишкам - аж прямо жуть» [Высоцкий 2011, с. 298] («аж - союз, выражает следственные отношения и усиливает их, так что даже» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 19]). Использование просторечной глагольной лексики придает эпистолярной речи фабульность, динамичность, передача которых при этом сопровождается особой эмоциональной и экспрессивной напряженностью: «Народ прет - очередь» [Высоцкий 2011, с. 255] («переть - идти, двигаться» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 452]), «... Роза разузнала и приперлась с двумя чемоданами и с наглой рожей» [Высоцкий 2011, с. 281] («припереться - прийти, явиться» (прост., неодобр.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 597]), «Выясню., как это сделать, и звякну» [Высоцкий 2011, с. 305] («звякнуть - позвонить по телефону» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 227]), «Глядя на всех встречающихся мне баб, я с ними не якшаюсь, чужаюсь их и понимаю, лапочка, всю массу твоих достоинств и горжусь, что ты моя жена» [Высоцкий 2011, с. 308] («якшаться - общаться, знаться» (прост., неодобр.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 918]), «... потому что все жрут и иногда пьют, и мне выгоды нету» [Высоцкий 2011, с. 278], «Есть план сожрать снотворного и спать - и время пролетит, и опять же есть не надо» [с. 263] (сожрать - от жрать в значении «жадно есть» (о человеке - прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 174]). Особое место здесь отводится глаголам, обозначающим психоэмоциональное состояние лица: «Так вот, - стал я психовать - будет солнце или нет» [Высоцкий 2011, с. 288] («психовать - вести себя подобно психически ненормальному, а также вести себя слишком возбужденно, нервно» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 630]), «Но мне глубоко и много наплевать на все» [Высоцкий 2011, с. 255] (наплевать - от плевать в значении «совершенно не считаясь с кем-чем-нибудь, высказывать презрительное безразличие» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 461]). «Излюбленным» средством в этом ряду можно назвать глагол обалдеть в значении «одуреть, потерять всякое соображение, ошалеть» (прост.) [там же, с. 424]: «Все артисты обезумели и обалдели» [Высоцкий 2011, с. 261], «Песню писал просто так, но режиссер услышал, обалдел, записал...» [там же, с. 307]. В некоторых случаях экспрессивно-эмоциональную коннотацию выражают просторечные наречия, придающие тем самым особое прагматическое звучание глаголам, стоящим рядом: «А я ни фига не делаю» [там же, с. 281] («ни фига - совсем ничего, ни черта» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 851]), «Отвык я без суеты, развлекаться по-ихнему не умею» [Высоцкий 2011, с. 334] («по-ихнему - так, как делают они» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 257]). Высоким прагматическим потенциалом характеризуются случаи использования предметной просторечной лексики: «Были мы в Риге... прогуляли там души свои и шмотки» [Высоцкий 2011, с. 250] («шмотки - одежда, личные вещи» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 798]), «Ты же сама знаешь, что за бодяга кино» [Высоцкий 2011, с. 273] («бодяга - пустые шутки, болтовня, канитель» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 53]), «только кругом казахи, солнце и чужие рожи» [с. 274] («рожа - то же, что лицо» (прост.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 682]). Весьма характерным для индивидуальной эпистолярной манеры Высоцкого является употребление в рамках одного минимального контекста просторечных слов разных частей речи: «Но где ни шастал я, а тебя не встретил. Был на сельхозвыставке и... всяко... Есть у нас раскладушки, стол и бардак, устроенный Золотухиным» [Высоцкий 2011, с. 313-314] («шастать - ходить, бродить, шататься» (прост., неодобр.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 892]; «всяко - по-разному, по- всякому, и так и так» (прост.) [там же, с. 106]; «бардак - полный беспорядок и развал» (прост.) [там же, с. 36]). Пласт разговорной лексики в эпистолярии В. С. Высоцкого, как показали результаты сплошной выборки из писем цикла к жене, Л. Абрамовой, представлен главным образом глаголами: «Теперь вроде с приездами не получится, видимо, не выгорело...» [Высоцкий 2011, с. 260] («выгореть - то же, что удаться» (разг.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 100]), «ИМишка пусть извернется» [Высоцкий 2011, с. 271] («извернуться - то же, что изловчиться» (разг., перен.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 238], «изловчиться - умело, ловко устроить что-нибудь» [там же, с. 240]), «Ия теперь жарюсь на солнце, хочу почернеть» [Высоцкий 2011, с. 279] («жариться - находиться на жаре, в жарком месте» (разг.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 190]), «Не предполагал совсем, что буду здесь так долго торчать» [Высоцкий 2011, с. 307] («находиться, присутствовать где-нибудь» (перен., разг., неодобр.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 804]). Отмечено также, что одним из случаев приоритетных словоупотреблений является использование разговорной лексемы ужасно, обозначающей адвербиальный признак «крайняя, чрезвычайная степень проявления действия или состояния» [там же, с. 828]: «... и ужасно много елок» [Высоцкий 2011, с. 270], «Ужаснохочу к тебе. Извелся...» [там же, с. 272]. О генетической связи эпистолярия В. Высоцкого со сферой устно-разговорной коммуникации свидетельствует также использование различных разрядов внелитературной лексики: диалектно-просторечных, устаревших слов, неологизмов, жаргонизмов и арго, профессионализмов. Так, чрезвычайно продуктивно автором используются диалектно-просторечные слова: «Витязи из театра моего, жить им негде, окромя вокзалов» [Высоцкий 2011, с. 250], «В поезд сел и сразу вдарился в размышления» [там же, с. 261], «Давай вертайся!» [там же, с. 305], «Онреагировал не бурно, и ямалехоуспокоился» [там же, с. 307], «Но... ежели ты против, мы могем и сейчас сказать» [там же, с. 251], «пьянь у мужиков» [там же, . 252], «А я маненько повременю» [там же, с. 255], «Я чегой-то придумал» [там же, с. 256], «Я буду здесь еще месяц, а потом намылимся куда подальше» [там же, с. 341], «Ведут они себя тихохонько, спят одемшись, уходят не умывшись, не охальничают...» [там же, с. 250], «пантомима - ндравится мне» [там же, с. 254], «Он засымается в каком-то кино» [там же, с. 261], «А только что мне привезши снизу письмо от мамы» [там же, с. 273], «Маринка моя сыма- ется для телевидения» [там же, с. 333] (стилистический статус выделенных слов подтверждается данными из Толкового словаря Д. Н. Ушакова, а именно - наличием помет «прост.» и «обл.», см. электронную версию словаря: [URL: http://ushdict.narod.ru, дата обращения: 25.01.2012). В перечне «излюбленных» автором диалектно-просторечных слов - формообразующая частица пущай, привносящая в высказывание оттенок побудительности, волеизъявления: «Ты иногда показывай ребенку лошадей, пущай знает, а потом будет ездить» [Высоцкий 2011, с. 279], «... но нет худа без добра - пущай радуются» [там жес. 283], «Пущай теперь хоть пол-института перевешаются!!!» [там же, с. 286] . Способствует усилению разговорного начала эпистолярной речи Высоцкого широкое привлечение им устаревших слов: «Все пленились блатными песнями, особливо "Татуировкой"» [там же, с. 252] («особливо - особенно» (устар.)) [Толковый словарь Д. Н. Ушакова: URL: http:// ushdict.narod.ru, дата обращения: 25.01.2012], «Золотухин в данный момент возлежит на раскладушке, благодушный и похмельный» [Высоцкий 2011, с. 313] («возлежать - то же, что лежать» (устар. и шутл.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 92). Неологизмы, пришедшие в русский язык в 1960-70-х годах прошлого века, также присутствуют в речевой ткани писем Высоцкого. Историческая эпоха «врывается» в структурно-смысловое и функционально-прагматическое пространство писем на уровне присутствия точных, емких деталей, обозначенных лексемами с ярко выраженной коннотацией: «Здесь партконференция и почему-то торгуют польской косметикой. Все хватали!» [Высоцкий 2011, с. 260] («хватать - брать, приобретать без разбора» (разг.) [Ожегов, Шведова 2001, с. 861]), «Но тут будет какая-то конференция для чернорабочих, может, выкинут что-нибудь вроде "Коти" или "Дарсель", или еще что» [Высоцкий 2011, с. 262] («выкинуть - то же, что выбросить, т. е. пустить в продажу» [Ожегов, Шведова 2001, с. 109]). В эпистолярии Высоцкого в целом ряде случаев употребляются жаргонизмы и арго: «Сегодня был 3-х-бальный шторм, и я купался, во- о-о какой я, поэл, пала» [Высоцкий 2011, с. 249], «И что прилабунива- ешься ты к звездам нашей отечественной кинематографии» [там же, с. 250]. Отметим, что наиболее «плотно» данные внелитературные единицы представлены в письмах конца 1950-х годов. В творчестве Высоцкого именно этого раннего периода наиболее широко присутствуют «блатные» темы и мотивы. В отдельных случаях автор, понимая ограниченность сферы функционирования подобных слов, сопровождает их появление в тексте комментарием, например: «Есть такая маза (ходят слухи), что...» [там же, с. 284]. Наличие у ряда слов стилистической маркированности (их принадлежность к жаргону и арго) не раз оговаривает сам Высоцкий: «И еще: хотят инсценировать мою "Татуировку". Сделать пародию на псевдолирику и псевдо же блатнян- ку» [там же, с. 257], «Песня хорошая, но, говорят, с блатнянкой, и мелодия тоже» [там же, с. 286]. В эпистолярии В. Высоцкого находит отражение такая составляющая его творчества, как участие в качестве актера на киносъемках. В «эпистолярном лексиконе» автора - единицы из разряда профессионализмов: «Мы уже несколько дней ничего не снимаем, хотя меня отщелкали уже прилично, и главное, сняли 2 песни» [там же, с. 303], «Он не только киношный, а, на мой взгляд, очень интересный живописец» [там же, с. 338]. Активное привлечение перечисленных разрядов внелитературной лексики, фигурирующих в рамках ЭТ Высоцкого, составляет стилео- бразующую черту его дискурса и репрезентирует синкретичную, эпи- столярно-литературную, природу ЭД поэта. Принцип потенциальной стилистической трансформации эпистолярного жанрового канона (создание неаутентичных ЭТ) в зависимости от коммуникативной ситуации Изначально характеризуясь принадлежностью к зоне разговорной речи, эпистолярный жанр способен переходить из стиля в стиль, из одной сферы коммуникации в другую, при этом трансформироваться и «приспосабливаться» к требованиям «неродной» для него дискурсивной ситуации. Смена сферы функционирования жанра рождает вторичные жанры, являющиеся онтологически производными от первичного, репрезентированного в разговорной коммуникации. В подобных случаях наблюдаются процессы «обработанности» жанра письма в соответствии с требованиями «вторичного» дискурса и появления в результате такого «стилистического редактирования» аутентичного текста речевого продукта иной жанрово-стилевой маркированности и природы - неаутентичного ЭТ с явными следами модификации. Так, в рамках официально-делового стиля письмо - один из важных, наиболее часто встречающихся типов текста. Жанр делового письма сегодня развивается чрезвычайно активно, обновляясь сообразно социальным потребностям общества. Все виды деловой корреспонденции имеют свои особенности, обусловленные социокультурными традициями написания частных деловых писем, которые строго регламентированы на социальном уровне. Увеличивается число жанровых разновидностей деловой корреспонденции и поводов для составления и отправления деловых писем. «Деловые (служебные) письма составляют переписку государств, учреждений, предприятий, организаций в процессе дипломатической, управленческой, социальной, производственной деятельности. Такое письмо может быть адресовано определенному должностному лицу, однако тип отношений между ними при этом официальный, поскольку и адресат и адресант выступают в качестве юридических лиц - представителей той или иной организации и абстрагированы от своей индивидуальности» [Протопопова 2003а, с. 628]. Вопросы овладения навыками составления деловой корреспонденции занимают приоритетное направление в современной традиции обучения эпистолярному мастерству [см. пособия и справочники: Ве- селов 1993, Теппер 1994, Колтунова 1999, Добсон 2000, Пиз, Данн 2000, Кирсанова, Анодина, Аксенов 2001, Басаков 2003 и др.]. Необходимость изучения деловой корреспонденции продиктована все возрастающей ролью деловой коммуникации в современном обществе [Максю- тин 1999, Чигридова 2000, Каспарова 2000, Исупова 2003, Глухих 2008, Инютина 2009 и др.]. Так, Н. В. Глухих, исследуя деловой эпистолярий в диахроническом и региональном аспектах, квалифицирует его как «единицу письменного монодиалога в рамках официального и частно-официального письменного общения, характеризующуюся заданностью основного содержания, наличием стандартных эпистолярных элементов (компонентов), предполагающую ответную реакцию» [Глухих 2008, с. 11]. К основным характеристикам делового эпистолярия исследователь относит профессионально-производственную специфичность, этикет- ность, личностную ориентированность, согласованность на основе общих фоновых знаний респондентов. Один из основных выводов, к которым приходит исследователь, состоит в констатации особой роли деловой корреспонденции в формировании русского литературного языка: «Поскольку региональные эпистолярные тексты конца XVIII - первой четверти XIX вв. отражают общерусские тенденции эволюции делового документа, правомерно включение эпистолярия, при всей его специфичности, в систему литературного языка» [там же, с. 41]. С точки зрения диахронии деловая корреспонденция насчитывает уже достаточно долгую историю своего существования и является для ЭД генетически исходной, поскольку и зародился эпистолярий в недрах именно делового типа текста в виде формулярников и титу- лярников как особого рода письмовников. Эпистолярный политический дискурс является «молодой» разновидностью ЭД, «вызванной к жизни» определенными общественными, историческими и культурными особенностями развития социума, в результате чего в истории изучения вопроса отсутствует опыт диахронического исследования данного рода текстов, а их изучение в аспекте синхронии еще только начинается. Политический текст, имеющий формат письма, еще не стал объектом пристального изучения в стилистике. Нами была предпринята попытка анализа эпистолярного политического дискурса на материале региональных текстов, фигурировавших в течение последних лет на выборах разного уровня в г. Томске и Томской области [подробнее: Курьянович 2008б]. ЭТ, функционирующий в рамках политического дискурса, в полной мере отвечает требованиям коммуникативной целесообразности и эффективности, предъявляемым соответствующей дискурсивной ситуацией к текстам. Однако, попадая в рамки «вторичного» дискурса, ЭТ претерпевает смещение акцентов в своей целевой программе с установок фатического свойства в сторону агитационности. Агитационно- манипулятивная функция представляет собой саму суть создания текстов подобного рода и получает статус над-функции. Манипулятивный потенциал ЭТ, используемых в политическом дискурсе, очевиден: особенности их формы, структуры, семантики обусловлены авторской апелляцией ко всем видам эмоционально-чувственного, сознательного и подсознательного каналов восприятия информации адресатами. Опытный автор предваряет такое речевое внушение подготовительной обработкой чужого сознания с тем, чтобы новое отношение к предмету гармонизировало с устоявшимися представлениями - осознанными или неосознанными (В. З. Демьянков). Здесь как раз уместным выглядит сам формат ЭТ, приобретающий в условиях политической коммуникации статус манипулятивного средства, т. е. способа «психологического воздействия, используемого для достижения одностороннего выигрыша посредством скрытого побуждения другого к совершению определенных действий» [Доценко 1996, с. 9]. Формат письма способствует созданию эффекта достоверности сообщаемой информации (использование конверта, часто - со штемпелями об отправке и получении, придает письму статус некоего артефакта), что повышает силу прагматического воздействия текста. При этом могут применяться разнообразные техники манипуляции: от ссылки на авторитет до «черного пиара». За счет письменной формы своей репрезентации ЭТ удерживает в современном политическом дискурсе прочные позиции (в отличие от устных жанров). Современный ЭД рекламного и PR типа, представленный неаутентичным, стилистически модифицированным вариантом ЭТ, реализует волюнтативную коммуникативную стратегию, выступающую в качестве ключевой в сфере рекламы и PR-деятельности. В данном случае объектом рассмотрения являются тексты коммерческой и социальной рекламы, имеющие формат электронных или печатных писем. Жанрово-стилевой особенностью такого рода ЭТ выступает высокая степень их прагматического потенциала, обусловленная коммуникативной авторской установкой. Говорить об устойчивой традиции рассмотрения подобных текстов в диахронии пока не приходится, поскольку реклама и PR являются сферами коммуникации, уже давно востребованными обществом, но еще не получившими окончательного определения своего стилистического статуса [Ученова, Старых 2002, 2006, Гермогенова 2003, Фе- щенко 2003, Кохтев 2004, Медведева 2004, Борисов 2005, Кафтанджиев 2005, Федотова 2005, Кара-Мурза 2010 и др.]. Нами была предпринята попытка анализа рекламных ЭТ в синхронном срезе. В результате были получены некоторые результаты относительно структурно-типологических, функционально-прагматических и языковых особенностей ЭТ подобного рода [Курьянович 2009]. В частности, было отмечено, что рекламный текст, имеющий эпистолярную форму, чрезвычайно распространен сегодня и неуклонно приобретает всю большую популярность у копирайтеров - составителей рекламной текстовой продукции. Его использование обусловлено принципами коммуникативной целесообразности и эффективности, а также высоким прагматическим потенциалом ЭТ, который составляет характерную жанрово-стилистическую особенность текстов данного типа. Особое внимание со стороны разработчиков уделяется графическому облику рекламной текстовой продукции. Степень воздействия усиливается, когда в качестве материального носителя рекламного сообщения выступает бумага отличного качества, а текстовая информация сопровождается красочными иллюстрациями. Все перечисленное вызывает интерес и любопытство со стороны адресата, подсознательно формируя установку на психологическую аттракцию (приятие) информации. Выбор формата письма видится здесь также неслучайным, поскольку с его помощью актуализируются установки на доверительный, эмпатичный стиль общения коммуникантов, и письменное эпистолярное слово с присущей ему высокой степенью прагматического воздействия «помогает» данные установки эффективно реализовать. Публицистическую сферу коммуникации можно считать в определенной степени органичной для ЭТ. Характерные для публицистических текстов черты (персонализованный и эмоциональный характер, письменная форма бытовая, широкий тематический диапазон, воздействующая и информативная функции, сочетание экспрессии и стандарта и пр.) [Костомаров 1999, Сметанина 2002, Солганик 2003, Черны- шова 2003, 2005, Гуревич 2004, Кайда 2008, Лазуткина 2008, Тулупова 2008 и др.] в известной степени свойственны и ЭТ. Однако, попадая в публицистическую сферу коммуникации, письмо перестает быть просто средством общения, становясь инструментом эффективного воздействия на широкий круг читателей, побуждения к определенной модели поведения. Публицистический неаутентичный ЭТ обретает новое «звучание», поскольку начинает подчиняться задачам публицистической коммуникации, главной из которых является оценка явлений действительности с социально-политических позиций, что проявляется в такой текстовой категории, как социальная оценочность. Появлению подобных речевых произведений в сфере печатной публицистики способствовало совершенствование форм личной и деловой переписки в результате приспособления последних к условиям массовой коммуникации. ЭТ, попадая на страницы периодических изданий, приобретают статус опубликованных, утрачивают свой частный характер. В связи с этим происходит смещение акцентов в тематике писем в сторону вопросов, значимых для общества в целом, а адресатом выступает массовая аудитория читателей. Если говорить о рассмотрении эпистолярно-публицистических текстов в диахронии [Гурвич-Лищинер 1963, Прохоров 1966, Акопов 1996, Тертычный 2002 и др.], то необходимо отметить, что эпистолярный жанр можно назвать одним из старейших и самым «адресным» в русской публицистике. Использование письма в СМИ, как правило, мотивировано ситуацией «вмешательства» с целью исправить сложившееся положение дел, признанное со стороны автора нежелательным. Письмо можно назвать особым жанром публицистики, имеющим форму личной переписки, но адресованным массовому читателю. Письма представляются способом обращения к широкой аудитории, выступая в качестве своеобразной «эпистолярной кафедры» (Д. С. Боровиков). Как отмечает А. А. Тертычный [2002], возможность письма быть не просто средством общения, но и инструментом эффективного воздействия на широкий круг читателей предопределяется рядом причин. В их числе исследователь называет: наличие психологической установки и стереотипа восприятия на максимальную степень искренности самовыражения коммуникантов в письме, а также достоверности сообщаемой информации, что обусловливает отношение к ЭТ в ключе доверительности, эмпатии, толерантности; проявление автором в тексте письма предельного субъективизма, выступающего мощным средством прагматического воздействия; ссылка на конкретного адресата, в разы повышающая эффективность коммуникации; «индуцирование» письмом ситуации свободного диалога, открытого публичного обсуждения, мотивирующего появление «некой интриги», что способствует «подогреванию» интереса к газетному / журнальному изданию, повышает его рейтинг на рынке печатных СМИ. А. И. Акопов [1996] отмечает «разнообразие и синтетичность» жанра письма, функционирующего в рамках публицистического дискурса, а также его «уникальную способность к перевоплощению в другие жанры». Таким образом, жанр письма оказывается активно востребованным в сфере печатной публицистики. Изучение данного типа неаутентичного ЭТ открывает новые перспективы исследований ЭД как особой коммуникативной практики. Литературно-художественная сфера коммуникации, аналогично публицистической и официально-деловой, также может быть охарактеризована как наиболее близкая ЭД, позволяющая последнему в полной мере реализовать заложенные в нем потенциальные возможности. Проблема изучения литературно-эпистолярных произведений имеет достаточно проработанную историю, следовательно, в данном случае уместно подходить к анализу такого рода текстов с позиций и диахронии, и синхронии. История вопроса здесь обширна и включает большое количество исследований как лингвистов, так и литературоведов. Ученые сходятся во мнении, что жанровая модель литературного произведения, представленного полностью / частично в форме письма, является разновидностью психологического романа: «Своеобразие эпистолярного романа заключается в способности сочетать в себе свойственную романному повествованию тенденцию к широкому, всеобъемлющему охвату действительности и интенсивность погружения во внутренний мир личности, присущую письму. Это существенно обогащает психологический потенциал романного жанра» [Шер 2006, с. 245]. Письмо как основной составляющий элемент формы эпистолярного романа предполагает установку на подлинность, искренность, исповедаль- ность, предельную откровенность, сосредоточенность на внутреннем мире пишущего героя. Эпистолярная форма стремится запечатлеть полноту, многообразие и сложность внутренней жизни личности [Ели- стратова 1973]. О. О. Рогинская пишет, что «эпистолярная форма аккумулирует в себе смену художественных парадигм в культуре, смещение акцентов с мира внешнего на мир внутренний. Частное становится вровень со всеобщим, индивидуальное включает в себя мировое. Часть и целое как бы меняются местами: если раньше мир включал в себя человека, то теперь человек включает в себя мир. Эта смена акцентов дает возможность перемоделировать уже сложившуюся устойчивую картину мира, замкнутое пространство комнаты, дома расширить до размеров мироздания, и все остальные, открытые миры лишь включать в этот внутренний замкнутый мир. В этом смысле жанр эпистолярного романа закономерно связан с зарождением психологического романа, пришедшего на смену роману авантюрному, и с сентиментализмом как особой художественной парадигмой» [Рогинская 2002, с. 10]. Определяя статус переписки в литературном тексте, ученый говорит и о других разновидностях художественных произведений, полностью / частично имеющих формат письма: «В научной литературе эпистолярный роман традиционно рассматривается либо в статьях об эпистолярной литературе, эпистолографии или эпистолярной форме, либо в работах по теории и истории романа. В первом случае эпистолярный роман описывается как одна из разновидностей эпистолярной литературы в целом, во втором - как одна из форм существования романа, но не в качестве особого романного жанра. Разные романы, написанные в форме писем, могут быть в этом случае отнесены к социально-бытовому, психологическому, сентиментальному роману, novel of conduct and sentiment, novel of manners, галантно-авантюрному, комическому роману-эпопее и др.» [там же, с. 6]. Вслед за М. М. Бахтиным [1986] многие исследователи отмечают двойственный статус «письма» и «переписки» в художественном тексте. О. О. Рогинская пишет об одновременном существовании «первичного» (полулитературного письменного жанра бытового общения) и «вторичного» (в составе художественного произведения) письма, о присутствии писем во «внутреннем мире произведения» как способе общения героев и части вещного мира и на уровне текста (в виде композиционно-речевых форм) [там же, с. 6]. С этой точки зрения О. О. Рогинская дифференцирует, во-первых, эпистолярные формы - способ освоения литературой эпистолярного стиля на ранних этапах развития; во-вторых, - эпистолярный роман как синкретичное эпи- столярно-литературное произведение, «роман в эпистолярной форме и одновременно роман с эпистолярным сюжетом», где «каждое из писем в составе романного целого одновременно является и «настоящим» письмом (для героев), и художественной формой (для автора)» [там же, с. 7]. Интересны размышления исследователя о динамике литературного варианта реализации модели ЭТ: «... в русских эпистолярных романах и повестях конца XVIII-XIX вв. эпистолярная форма выполняет лишь посредническую функцию. Письма используются либо в их дневниковой, исповедальной функции (фигура адресата формальна), либо как удобное средство для введения в роман разных голосов, разных точек зрения на происходящие события. В XIX в. актуализируется диалогический потенциал, заложенный в переписке как коммуникативной модели. Эпистолярный сюжет, сюжет переписки выходит на первый план, становится самоценным: переписка используется не только как способ рассказать о том или ином жизненном сюжете, не только как композиционно-речевая форма, но и приобретает самостоятельное значение» [там же, с. 11]. О том, что особенности функционирования литературно-эпистолярных феноменов и их синкретичного стилистического статуса определяются коммуникативной иллокуцией автора, говорят и другие ученые: «В сфере художественного творчества авторы прибегают к изложению в виде переписки, решая особые задачи при реализации эстетической функции» [Протопопова 2003б, с. 632], «эпистолярный стиль используется в художественном творчестве со специальным стилистическим заданием» [там же, с. 633-634]. Эпистолярий сам по себе уже представляет эстетический феномен, форму творчества и искусства [Белунова 1995]. В рамках литературно-художественного дискурса ЭТ может функционировать, а соответственно - рассматриваться как неаутентичный стилистический вариант узуальной эпистолярной модели - в следующих случаях: в составе эпистолярного наследия мастеров мировой художественной культуры; в виде произведений, имеющих формат письма («Бедные люди» и «Роман в девяти письмах» Ф. Достоевского, «Переписка» И. С. Тургенева, «ZOO, или Письма не о любви» В. Шкловского, «Сентиментальный роман» А. Куприна, «Два письма» Л. Андреева, «Неизвестный друг» И. Бунина, «Флорентийские ночи» М. Цветаевой и пр.); в случаях частичного оформления текста в соответствии с эпистолярной узуальной моделью (письма Татьяны и Онегина в романе А. Пушкина «Евгений Онегин», письмо Наполеона к Александру I в «Войне и мире» Л. Толстого, письма Желткова в «Гранатовом браслете» А. Куприна и др.). Во всех случаях «благодаря литературной стилизации изложения в эпистолярной форме от первого лица психологически убедительно, изнутри показывает духовную жизнь героев, способствует интимизации повествования, проявлению личностного начала. Такой принцип изображения действительности вызывает доверие читателей, чему также способствует речевая самохарактеристика повествователя» [Протопопова 2003б, с. 634]. Таким образом, представляется целесообразным рассматривать письмо как устойчивый узуальный жанр, функционирующий в разных сферах бытования языка и сохраняющий при этом свои инвариантные признаки. Стилевая «гибкость», с одной стороны, и дискурсивная «ги- бридность», с другой, позволяют письму быть вовлеченным в сферы межличностной (разговорной), массовой (политической, рекламной, PR, публицистической), эстетической (литературно-художественной) и официально-деловой коммуникации. Это составляет яркую специфичную черту эпистолярия как особой коммуникативной практики на современном этапе развития нации и является показателем определенной степени сформированности дискурса как в синхронии, так и диахронии. Прагматическое воздействие письма усиливается за счет существования устойчивой эпистолярной традиции. ЭТ являются важными историческими документами и неоценимыми источниками изучения той или иной эпохи, сочетают в себе языковые и культурные традиции, свойственные определенному уровню развития сознания той или иной нации. ХХ век продолжает традиции, связанные с тем или иным способом использования разных функционально-стилевых разновидностей ЭТ. Эпистолярная форма остается востребованной в различных сферах общения, используя уже наработанные и адаптируя новые функциональные схемы, демонстрируя новые прагматические возможности: «В соответствии со сферой применения тексты в форме письма отличаются образным, эмоциональным изложением (публицистическая и художественная проза), официально-книжным характером (переписка в различных сферах государственной, политической деятельности, бизнеса и т. п.) либо экспрессивно-разговорной окраской с элементами письменной речи (частные письма в быту)» [Протопопова 2003б, с. 632].
|