2.1. К вопросу о жанровой природе эпистолярия

Проблема жанрового определения эпистолярия [Зорина 1970, Цыцарина 1989, Виноградова 1994 и др.] является отправной точкой в постижении его глубинного смысла. Тот факт, что эпистолярий име­ет жанровую природу, не поддается сомнению, поскольку ЭД, согласно концепции М. М. Бахтина [1986], типизируется в тематическом, ком­позиционном, стилистическом отношении.

Жанроведческие исследования, с разных аспектов анализирую­щие текстовые формы презентации «интуитивной жанровой рефлек­сии» (Т. В. Шмелева) как неотъемлемой части речевого сознания, при­знаны одним из приоритетных направлений русистики начала XXI века. Анализ современной литературы по истории вопроса показал, что ин­терес к данной проблеме неуклонно растет. Об этом говорят многочис­ленные исследования ученых [Арутюнова 1981, Шмелева 1992, 1997, Вежбицка 1997, Гольдин 1997, Федосюк 1997, Долинин 1998, 1999, Гайда 1999, Седов 1999, Сиротинина 1999, Баранов 2007, Дементьев 2007 и др.].

Несомненный интерес представляет сборник научных статей «Жанры речи», издаваемый с 1997 года в Саратовском государственном уни­верситете.

В свете современных жанроведческих исследований бахтинское определение речевого жанра может быть дополнено за счет характери­стик, обусловленных присутствием в семантике и прагматике жанра целого комплекса культурно значимых, когнитивных, социопрагмати- ческих особенностей, существованием устойчивой тенденции к его дискурсивному развертыванию и наличием репрезентанта в виде вер­бального коммуникативного события - текста.

Например, В. А. Салимовский понимает жанры речи как «едини­цы общения» в виде «относительно устойчивых форм (моделей) духов­ной социокультурной деятельности (осуществляющейся в бытовых ситуациях, в художественной, научной, правовой и других сферах) на ступени ее объективации посредством системы речевых действий в тексте как единице общения» [Салимовский 2002, с. 31]. В структуру жанровых моделей ученым также включаются характеристики субъек­тов речи и их творческие возможности, демонстрируемые в использо­вании этих моделей.

Чрезвычайно плодотворной видится точка зрения К. Ф. Седова [1999], высказанная им относительно определения понятия речевого жанра в рамках социопрагматического подхода и в свете актуальной сегодня теории лингвоперсонологии. По мнению ученого, жанровые формы во многом определяют характер мышления и дискурсивного поведения языковой личности. Об этом же пишут авторы «Стилисти­ческого энциклопедического словаря русского языка»: «В процессе развития социолингвистической компетенции человека система жан­ровых фреймов становится имманентной его сознанию структурой. Это облегчает процессы формирования и формулирования мысли, а также восприятие чужого высказывания» [Салимовский 2003, с. 354].

Культурологическое жанроведение предполагает «сопоставление культур с речежанровой точки зрения», когда «на первый план высту­пает некая общая форма организации дискурса... Жанровое своеобра­зие каждой культуры определяется, во-первых, набором жанров и со­держательными характеристиками, которыми наделяется каждый жанр в данной культуре, во-вторых, их соотношением, в-третьих, оце­ночным отношением к ним (поддерживанием или неподдерживанием), обусловленным общей ценностной картиной мира» [Дементьев 2007, с. 5-6]. А. Вежбицка также пишет о важности изучения дискурсивных явлений в связи с культурными: «Речевые жанры, выделенные данным языком, являются одним из лучших ключей к культуре данного обще­ства» [Вежбицка 1997, с. 111]. Г. Г. Слышкин [2005] предлагает ввести в научный обиход термин «жанровая картина мира» в значении «со­ставляющей общей культурно-языковой картины мира». Н. Ф. Алефи- ренко определяет речевой жанр как «способ культурной коммуникации», «типовую модель общения, которая, реализуясь в определенном этно­культурном дискурсивном пространстве, предполагает актуализацию всех процессов, связанных с порождением, организацией, переработкой, хранением, трансформацией и передачей сообщений» [Алефиренко 2007, с. 46]. Н. В. Орлова размышляет о культурной обусловленности динамики жанра: «Общепризнанно, что с течением времени меняется репертуар «задающих тон» первичных и вторичных речевых жанров. В то же время при анализе коммуникативных предпочтений эпохи це­лесообразно обращаться к тем жанрам, которые, претерпевая модифи­кации, живут долго или даже являются коммуникативными констан­тами» [Орлова 2007, с. 262]. Безусловно, к числу подобных жанровых констант можно с полным правом причислить и эпистолярий.

Для настоящего исследования актуальным является понятие жан­рового канона. В. И. Карасик [2004] определяет жанровый канон как стереотип порождения и восприятия речи в специфически повторяю­щихся условиях, характеризующийся свойствами клишированности и повторяемости. А. Вежбицка также квалифицирует речевые жанры с позиций существования канона как «относительно стабильные и нормативные (конвенциональные) формы высказывания» [Вежбиц­ка 1997, с. 101]. Т. В. Шмелева признает существование в речевом со­знании «типового проекта», «канона», «схемы речевого жанра»: «В со­знании пишущих присутствует некий образ жанра, и они эксплицируют его отдельные стороны» [Шмелева 1997, с. 89], «задача же исследовате­ля состоит в том, чтобы это интуитивное представление эксплициро­вать в формулировках научной дефиниции, обозначив его как модель жанра» [там же, с. 91]. М. М. Исупова рассматривает модель речевого жанра в когнитивном «измерении»: «Жанр реализует когнитивную модель, в рамках которой конкретные тексты обнаруживают способ­ность к модификациям» [Исупова 2003, с. 7].

Н. Ф. Алефиренко видит специфику жанровой модели в ее куль­турологическом содержании: речевой жанр есть «коммуникативная схема речевого выражения этнокультурного сознания», «речевая модель ценностно-смысловой репрезентации мира», «форма объективации этнокультурного сознания в речевом общении» [Алефиренко 2007, с. 47-48]. «Типовой моделью общения речевой жанр отличается от иных форм взаимодействия и форм культурной коммуникации» [там же, с. 46]. А. Г. Баранов [2007] размышляет о «когнитивно-культу­рологической» модели жанра, предполагающей существование опреде­ленного культурного сценария в целях описания характерных для той или иной этнокультуры правил поведения, в том числе, - речевого. «Культурный сценарий - динамически заданная, детерминированная культурой этическая жизненная модель, построенная на основе реаль­ных ситуаций коммуникативного взаимодействия (коммуникативных событий)» носителей языка, «репрезентирующая их культурные (нрав­ственно-ценностные) представления и установки относительно значи­мых объектов жизнедеятельности» [Шалина 2007, с. 249].

В отношении вопросов типологии речевых жанров стоит отме­тить, что ЭД в полной мере отражает дифференциацию жанров на пер­вичные (складывающиеся в условиях непосредственного общения) и вторичные (функционирующие в условиях культурной коммуника­ции) [Бахтин 1986, Шмелева 1992, 1997, Дементьев 2007]; простые (эле­ментарные) и сложные (комплексные), делящиеся в свою очередь на монологические и диалогические [Федосюк 1997]; риторические, от­личающиеся «сознательным планированием и употреблением тех или иных средств» [Сиротинина 1999, с. 28].

В современном жанроведении господствует иллокутивный (це­левой) критерий классификации речевых жанров [Арутюнова 1981, Винокур 1993, Демешкина 1995, Шмелева 1997, Борисова 1999, Демен­тьева 2007 и др.], ориентирующий на признак «информативной или фатической целеустановки коммуникантов, т. е. установки на сообще­ние чего-либо или же удовлетворение потребности в общении как та­ковом» [Салимовский 2003, с. 353]. Так, Т. В. Шмелева предлагает сле­дующую парадигму речевых жанров в зависимости от цели автора: информативные (цель - различные операции с информацией: ее предъявление или запрос, подтверждение или опровержение), оце­ночные (соотнесение информации с авторской шкалой ценностей), им­перативные (побуждение адресата к действию), перформативные (этикетные) (оформление событий социальной действительности в рамках речевого этикета) [Шмелева 1992, с. 12 - 13].

Таким образом, при всем многообразии аспектов (структурно-ти­пологического, семантического, коммуникативно-прагматического, стилистического) рассмотрения проблемы речевых жанров в научных изысканиях присутствует единая для всех функциональная точка зре­ния: «Речевой жанр несет на себе следы влияния соответствующей сферы коммуникации, согласованной партнерами тональности обще­ния, соответствующего речевого события, и отделить одно от другого непросто» [Гольдин 1997, с. 23]. Для каждой сферы коммуникации (определенного типа дискурса) существует свой «набор» жанров, кото­рые в полной мере отражают сущность и релевантные черты данной сферы общения. О таком «функциональном» подходе в анализе рече­вых жанров писал и М. М. Бахтин: «В каждой сфере бытуют и приме­няются свои жанры, отвечающие специфическим условиям данной сферы» [Бахтин 1986, с. 254].

Жанровая форма формируется на протяжении длительного вре­мени и является отличительной приметой определенной исторической эпохи. Изменения в жизни общества влекут за собой изменения в жан- рово-стилевой системе языка. Жанр, как и стиль, - явление историче­ское и социальное, подверженное трансформациям вслед за изменени­ями условий жизни социума. Одним из критериев сформированности и «зрелости» той или иной жанровой формы выступает, на наш взгляд, ее способность реализовать свой потенциал в разных сферах комму­никации, быть востребованной в дискурсивных ситуациях разных ти­пов. ЭД обладает огромными возможностями в этом плане.

Определение эпистолярия как жанрового типа не снимает закре­пленности за ним особого статуса. Это приводит к появлению крайних точек зрения [Степанов 1926, Прохоров 1964 и др.], суть которых за­ключается в отрицании жанра письма вообще: «Ни конструкция, ни стиль письма не развиваются в пределах какого-то одного ряда. Письмо живет чужими рядами, поэтому в пределах эпистолярного жанра и стиля часто имеем существование различных стилей и жан­ров... жанра писем нет, - есть отдельные группы писем, которые долж­ны быть рассмотрены отдельно. Дружеское (личное) письмо редко бывает построено на однообразном материале. Обычно в нем мозаика, пестрота разных тем, пластов материала и стиля, «беспорядок» и нео­жиданное сталкивание которых «мотивировано» разговорностью, «случайностью болтовни» [Степанов 1926, с. 7].

Е. И. Прохоров подчеркивает, что не существует точно и строго очерченных жанровых рамок применительно к эпистолярию. В част­ности, вопрос о границах эпистолярного жанра остается открытым в издательской практике. Иногда бывает чрезвычайно трудно опреде­лить, где следует печатать то или иное письмо (со всеми формальными элементами письма - указанием адреса, места написания, даты, обра­щения и т. д.) - в числе художественных произведений, критических статей или в томах писем. «Многочисленность частных писем, обраще­ние к актуальным явлениям общественной и литературной жизни, - пишет исследователь, - послужили одной из причин неопределенно­сти самого понятия письма, поскольку в личных письмах легко обна­руживаются стилистические элементы философской и художественной прозы, публицистики» [Прохоров 1964, с. 17].

О. В. Зуева [2007] трактует «совокупность ЭТ, образующих от­дельную категорию», как эпистолярный жанр. По мнению исследовате­ля, в стилистике современного русского языка можно выделить две ос­новные точки зрения на проблему эпистолярного жанра:

1.     Принципиальное отрицание существования единого эпистоляр­ного жанра вследствие отсутствия функционального эпистоляр­ного стиля и рассмотрение как жанров отдельных типов писем, обслуживающих соответствующие стили [Гальперин 1954, Аки- шина 1982, Цыцарина 1989 и др.].

2.     Квалификация в принципе любого письма как единицы эписто­лярного жанра, «имеющего сквозной, проникающий характер, представленного во всех стилях литературного языка» [Нижнико- ва 1991, с. 6].

«Сходная ситуация, - отмечает О. В. Зуева, - сложилась в истори­ческой стилистике русского языка: в одних трудах отдельные виды пи­сем рассматриваются как отдельные жанры (например, единодушное определение как жанра письменности частной переписки [А. А. Зализ­няк, Н. И. Панкратова]; в других работах ЭТ анализируются как про­явление эпистолярного стиля [Н. А. Мещерский] «внутри» жанра [Н. И. Гайнуллина]. Неоднозначность трактовок поддерживается ря­дом факторов. Первый - специфика самой стилистической системы древне- и старорусского языка: на основании традиционного выделе­ния церковно-книжного, делового и собственно литературного стилей невозможно однозначное выделение жанров ЭТ. Языковой особенно­стью последних нередко является синтез книжной, разговорной, дело­вой, художественной стихий с преобладанием, впрочем, одной (за ис­ключением деловой, т. к. отписки, челобитные, статейные списки и др. к ЭТ в нашем понимании не относятся)» [Зуева 2007, с. 138].