ТЕМА 4. История ментальности или историческая антропология 1. История ментальности как новая парадигма истории 2. «История смерти» как одна из тем исторической антропологии 1. История ментальности как новая парадигма истории Имена, названия, понятия и термины: Жак Ле Гофф, «Цивилизация средневекового Запада» (1964), «О другом Средневековье: время, труд и культура на Западе» (1977), «Средневековый мир воображаемого» (1985) Жорж Дюби, «Рыцарь, женщина и священник. Брак в средневековой Франции» (1981) Жан Делюмо, «Страх на Западе (XIV–XVIII вв.): осажденный остров» (1978) Ментальность Казус Историческая антропология Верификация С конца 1960-х гг. начался новый пересмотр методов и подходов к исторической науке; появилось осознание, что история оказалась «без людей». Ф. Бродель и его последователи представляли собой направление, которое минимизировало человеческий фактор, отдавая приоритет надличностным структурам. В 1970–1980-е гг. снова заговорили о необходимости гуманизации исторической науки. Наравне с экономическими, социальными, идеологическими проблемами начинают рассматриваться проблемы ментальности. Под ментальностью подразумевается не выраженное явно общественное сознание, неосознанные коллективные представления и чувства, массовая психология. Ментальность — это совокупность коллективного и индивидуального опыта; наличие у людей определенного общего мысленного инструментария, психологической «оснастки», при помощи которой они воспроизводят себя и среду, перерабатывают поток восприятия в упорядоченную картину мира, которая, в свою очередь, влияет на поведение. Понимаемая таким образом ментальность становится инструментом познания, включается в систему объяснения исторических явлений. При обращении к истории ментальности существенно расширяется поле исследования. Изучаются такие нетрадиционные для исторического исследования темы как детство, брак, семья, женщина, старость, болезнь, смерть; соотношение народной и ученой культур, история культурной практики, символы и символические обряды, низшие социальные категории, маргинальные группы. Изучается история казуса, случайности, в каждом из которых может быть найдено общезначимое. Характерной чертой появившейся в рамках «третьего поколения» «Анналов» истории ментальности является то, что в ней мало внимания уделяется XIX–XX вв. и максимум — средним векам и раннему новому времени. Главная проблема, на которой сосредотачивается внимание ученых — процесс рождения современного мира из христианского космоса Средневековья. При изучении истории ментальности используются сериальные, демографические источники; историки стремятся обнаружить не только то, о чем источники повествуют, но и то, о чем они умалчивают – к прочтению «за кадром». При таком подходе объектом изучения становится практически любое творение человека. История ментальности, иначе называемая исторической антропологией, выступает как глобальная концепция истории, может быть, даже парадигма. В центр внимания помещается феномен человеческой личности, сформированной культурой эпохи — как промежуточное звено между культурой и обществом. Постепенно историческая антропология практически превращается в синоним «новой исторической науки». Принцип инаковости становится условием адекватной расшифровки исторических источников. Историки стремятся через изучение истории ментальности решить проблему верифицикации — проверки истинности исторического знания. Документ начинает восприниматься не как заранее готовый для анализа текст, а как манускрипт, который нужно расшифровать; важное место занимает искусство интерпретации. Между прошлым и настоящим устанавливается диалог. Историки ищут ответы на вопросы, задаваемые временем, в котором они живут; стремятся к конструированию, а не описанию прошлого, анализу его следов. Предмет истории гуманизируется: вместо истории торговли начинает изучаться история купцов, вместо традиционной аграрной истории — история крестьян, вместо истории капитализма — история банкиров и ростовщиков. Право на существование получают различные варианты понимания ментальности. Существенной чертой этого термина является его размытость, разнообразие постановок вопроса; историки говорят о ментальности и маленьких групп, и целых цивилизаций. Филипп Арьес выделяет некий общий дух эпохи, Мишель Вовелль пишет о ментальности различных социальных страт; у Пьера Шоню ментальность выступает как синоним идеологии. Жак Ле Гофф утверждает: «… притягательная сила ... мировидения как раз и покоится на ее неопределенности». Сущностной чертой ментальности является также ее консервативность. Еще Ф. Бродель писал, что «ментальности — это темницы, в которых заключено время большой длительности». В рамках изучения ментальности можно встретить самый широкий спектр тем. Ж. Ле Гофф в своей книге «Цивилизация средневекового Запада» (1964) выявляет специфику средневекового мира Европы. Другая тема исследований этого ученого, к которой он обращается в серии работ под общими названиями «О другом Средневековье: время, труд и культура на Западе» (1977) и «Средневековый мир воображаемого» (1985) — категория времени в средние века. Ле Гофф стремится показать время как орудие социального господства и борьбы церкви и купечества. Ж. Дюби, изучая в своей работе «Рыцарь, женщина и священник. Брак в средневековой Франции» (1981) брак и отношение к женщине во Франции XI-XIII вв., делает выводы о формах наследования, отношениях собственности, этических ценностях. Жан Делюмо пишет монографию с характерным названием «Страх на Западе (XIV–XVIII вв.): осажденный остров» (1978); Ф. Арьес и М. Вовелль видят в отношении к смерти выражение отношения к основным ценностям жизни. 2. «История смерти» как одна из тем исторической антропологии Имена и названия: Филипп Арьес, «Перевернутая смерть» (1967), «Эссе по истории смерти на Западе со средних веков до наших дней» (1975), «Человек перед лицом смерти» (1977) Мишель Вовелль, «Умирать прежде»: коллективные поведения перед лицом смерти в XVII и XVIII вв.» (1974), «Смерть и Запад: с 1300 годов до наших дней» (1983) Пьер Шоню, «Умирать в Париже: XVI, XVII и XVIII вв.» (1978) Среди других тем исторической антропологии в 1970–1980-е гг. немалое место заняла так называемая «история смерти». Можно назвать имена таких исследовавших «историю смерти» французских ученых, как Ф. Арьес, М. Вовелль, П. Шоню, Э. Ле Руа Ладюри, Ф. Лебрен, Ж. Шиффоло, Ж. Делюмо и др. В самом журнале «Анналы» в 1970–1980-е гг. публикуется множество статей на эту тему. В 1969 г. вышел специализированный номер «Анналов», посвященный вопросам восприятия старости, болезни, смерти; в 1971 г. — проблематике восприятия смерти и представлений о потустороннем мире. Исследуются демографические данные, религиозные и философские воззрения, погребальные обряды и пр. Ведутся поиски мотивов человеческого поведения. Восприятие смерти изучается в качестве одного из параметров коллективного сознания. Начало изучения этой проблематики связано с именем Филиппа Арьеса (1914–1984 гг.). Этот ученый, который прославился своими работами по истории семьи и детства, обратился к проблеме смерти со второй половины 1960-х гг. В 1967 г. выходит статья Ф. Арьеса «Перевернутая смерть», в которой ученый объясняет причины своего обращения к проблеме восприятия смерти. Он отмечает, что тему смерти обходят вниманием гуманитарные науки, в течении XIX–XX вв. установилось и общественное молчание. Упоминание о смерти можно встретить в художественной и философской литературе — у Э.-М. Ремарка, Ж. Женэ, Ж.-П. Сартра; но не в повседневности. По мнению французского ученого, ее отсутствие – серьезный симптом, характеризующий состояние западного общества. Даже на само упоминание смерти устанавливается запрет как на нечто непристойное. В XX в. происходит, по его словам, «медикализация» смерти – люди умирают в больнице без присутствия близких и духовного единения с ними. Умирающий уподобляется недееспособному ребенку, полностью завися от воли окружающих. Мертвое тело тщательно гримируют; зрелище смерти скрывают от детей; близких на период скорби подвергают остракизму, налагая запрет на проявления скорби. Умершего ждет кремация и забвение. Все эти черты, по мнению Арьеса, противоречат тысячелетней европейской традиции и становятся результатом взаимного отчуждения. Не случайно ученый использует метафору «перевернутая смерть»: он говорит об исчезновении важного жизненного этапа. В своих монографиях «Эссе по истории смерти на Западе со средних веков до наших дней» (1975) и «Человек перед лицом смерти» (1977) Ф. Арьес ставит проблему в историческом ракурсе. Он рассматривает историю западноевропейского общества с особой, даже неожиданной точки зрения. Его главный объект — восприятие одного из важных жизненных этапов человека. Целый ряд эпох и множество исторических явлений получают оценку с точки зрения изучаемого им феномена. Широкий временной диапазон позволяет обнаруживать связь с конкретно-историческими явлениями, пролить дополнительный свет на социально-психологическую сторону исторического процесса. Книги Арьеса можно назвать своего рода энциклопедией повседневной жизни: в них нашли освещение религиозные верования и демографические данные, погребальное искусство и художественная литература и многие другие темы и сюжеты. Филипп Арьес использует индивидуальные источники: роман, эпос, церковную иконографию, погребения. Он работает на стыке археологии, этнографии, искусствоведения. Был взят огромный промежуток времени — полторы тысячи лет от поздней античности и раннего христианства до наших дней. На фоне длительной временной протяженности (броделевского «long durée») ученый выделяет ряд этапов и некоторые доминанты в них. Первый этап — тысячелетняя традиция «прирученной смерти». Ей присущи естественность, простота принятия смерти; коллективное переживание кончины «всем миром». Второй этап – «смерть своя» — приходится на VIII–XII вв. Человек начинает переживать свою индивидуальную смерть, что выражается в персонификации погребений, распространении мрачной «макабрической» иконографии (наиболее распространенный сюжет популярных в средние века т.н. «dance macabre» – «плясок смерти» — живые люди, увлекаемые скелетами или полуразложившимися трупами в хоровод). Третий этап – «смерть твоя». Он связан с формированием частной семьи и семейной привязанности и появлением переживаний по поводу потери близкого человека. Четвертый выделяемый Арьесом период приходится на барочный, романтический период. Он был назван ученым «смерть далекая и близкая». В эту эпоху подробно разрабатываются не только представления о посмертном существовании, но и церемониал, институт завещаний, культ мертвых, погребальные образы искусства. В XVI–XVII вв. в иконографии начинает преобладать тема тщеты и суеты жизни, в церквях и на кладбищах выставляются напоказ кости и черепа. Получают распространение погребальные эпитафии, благодаря которым, по мнению ученого, массы людей выходят из анонимности. О развитии в эту эпоху семейной привязанности свидетельствуют семейные усыпальницы, широкое распространение которых происходит с XV в., но особенно в XVI–XVII вв. Ф. Арьес утверждал, что изменение чувств столь же важно для истории, как и революция идей, политическая, индустриальная или демографическая революции. Ученый полагал, что между всеми этими трансформациями «… существует некая более связь глубокая, нежели простая взаимозависимость во времени». Другой историк, который обратился к проблематике восприятия смерти — Мишель Вовелль (род. в 1933 г.). Вовелль — директор института истории Французской революции, марксист, специализирующийся на изучении истории Великой французской революции и эпохи раннего нового времени (XVII–XVIII вв.). Ученый обращается к проблеме смерти с 1970-х гг. Наиболее крупные его работы по «истории смерти»: «Умирать прежде» (1974) и «Смерть и Запад с 1300 годов до наших дней» (1983), в которых он рассматривает как историю Франции, так и Европы в целом. М. Вовелль, также как и Арьес, полагает, что отношение к смерти координируется с видением мира; в нем как в зеркале отражается человеческое отношение к миру, жизни и к себе. Французский исследователь отмечает, что в этой сфере существует много запретов и деформаций; смерть окружает идеологическая «мишура». Вовелль рассматривает проблему во времени большой длительности, отмечая на его фоне зачастую малозаметные трансформации. Он применяет социально-психологический и культурно-антропологический подходы. Главный вопрос, который интересует ученого — почему изменяется отношение к смерти. По его мнению, можно найти определенную корреляцию происходящих изменений со стадиями развития личности; так, например, наблюдается подавление страха перед смертью в эпохи, когда человек мало выделен из природы и общества. В книге «Умирать прежде» М. Вовелль изучает проповеди, иконографию «искусства умирать» («art moriendi»), литературные произведения. В отличие от Ф. Арьеса, Вовелль использует серийные источники и системный подход к проблеме. Он выделяет три уровня рассмотрения — демографические данные (войны, голод, преступления), церемониал и литературную рефлексию. Ученый также разделяет христианский и народный («магический») типы восприятия. Исследователь полагает, что в эволюции в восприятии смерти наблюдаются, с одной стороны, постепенная медленная трансформация, с другой — резкие единовременные изменения. Он выделяет целый ряд этапов со своими характерными особенностями. В отношении к смерти, по мнению М. Вовелля, находит отражение социальный климат эпохи; историк стремится учесть развитие экономики, социальные, демографические, идеологические факторы. В работах Вовелля находят место и социально-психологические явления: жизненные ценности, ментальность. Сторонник «сериальной истории» Пьер Шоню, обращаясь к «истории смерти», широко применяет количественные методы. Он анализирует однородные, сопоставимые на протяжении определенного периода длительности серии исторических данных. Особенно масштабное исследование Шоню на эту тему – «Умирать в Париже: XVI, XVII и XVIII вв.» (1978). Ученый изучил несколько миллионов завещаний и документов муниципалитета французской столицы с целью исследования религиозных чувств. По его мнению, в XVII в. наблюдается пик религиозности парижан. Верующие стремятся к выполнению рекомендаций церкви делать завещания — которые, в отличие от современных, посвящены главным образом спасению души. Растет число просьб помощи в этом вопросе у «небесных заступников» — святых. Завещатели стремятся к погребению в церковной земле, заказывают многочисленные мессы и свечи для обеспечения своего посмертного существования. Постепенно расширяется участие общества и семьи в похоронной церемонии. Сначала церковное вмешательство было незначительным, но с XV в. смерть начинает окружать целая «экономика». Непременным атрибутом культуры XVI в. был похоронный спектакль — своеобразная форма религиозной проповеди. XVII в. является высшей точкой церковной «социализации» смерти. Не только кончина стала зрелищем для близких и далеких, но и погребение превращается в грандиозный спектакль городского соучастия в самой процедуре публичной скорби членов семьи и плакальщиц. Погребальные ритуалы отличает вычурность, обилие «земных почестей бренному телу». Даже у мелкого буржуа в их число входит ход торжественной процессии, сопровождаемый сотнями ударов колоколов, множеством священников, бродячим оркестром, группой бедных детей и пр. Однако, как показывает ученый, с рубежа XVII–XVIII вв. наблюдается спад религиозности. Все большую долю в завещаниях начинают составлять вопросы о судьбах близких и состояния, исчезают рекомендации души святым заступникам. Исчезают и заказы на погребение в церковной земле. Падает количество заказываемых месс, обращений к Деве, вес свечей. Уменьшается внимание к выбору места погребения и требование торжественности похорон. Все эти черты поведения сведены П. Шоню в комплекс и используются как знаки роста безразличия к сверхъестественному, секуляризации, «десоциализации». Ученый считает, что отделение от религиозной идеологии и общественного влияния — одна из ведущих тенденций изменения поведения перед лицом смерти. Это результат длительной эволюции, в ходе которой происходит постепенное разрушение традиционного восприятия смерти, коллективистской ментальности и становление индивидуализма. *** В рамках обращения к истории ментальности происходит переосмысление предмета истории, внимание переносится на внутренний мир как отдельной личности, так и целых коллективов. Нужно отметить, что французская история ментальности оказала очень сильное влияние на развитие российской исторической науки. В частности, в русле, проложенном французскими коллегами, уже в 1970–1980-е гг. стали проводить свои исследования ученые Института всеобщей истории Российской академии наук. Среди них в первую очередь следует назвать А.Я. Гуревича и Ю.Л. Бессмертного. Перу А.Я. Гуревича принадлежит бестселлер отечественной медиевистики «Категории средневековой культуры» (1972), издание которого положило начало волне отечественных исследований ментальности. В монографии Ю.Л. Бессмертного «Жизнь и смерть в средние века» (1992) автору удается показать влияние особенностей мировидения людей той или иной эпохи на специфику индивидуального или коллективного поведения. Проблематике ментальности были посвящены организуемые как этими историками, так и их многочисленными учениками семинары и круглые столы, а также целые исследовательские проекты. В числе последних следует назвать, например, альманах «Одиссей» (первый выпуск которого вышел в 1989 г.). В октябре 1989 г. в Москве был проведен международный коллоквиум, посвященный шестидесятилетию школы «Анналов». На нем присутствовали шесть из семи членов редколлегии журнала. По материалам этого коллоквиума был выпущен сборник «Школа «Анналов» вчера и сегодня». Ведется широкая работа по переводу на русский язык и публикации лучших сочинений французских историков. Впрочем, как выяснилось, некоторые российские ученые предугадали заложенные французской «новой исторической наукой» традиции. Среди них можно назвать русских историков начала ХХ в. Л.П. Карсавина («Культура средних веков») и О.Ф. Добиаш-Рождественскую («Культура западноевропейского средневековья»); писавших свои работы в 1960-е гг. филолога и культуролога М.М. Бахтина («Рабле и народная культура средних веков и Возрождения») и историка В.М. Райцеса («Аженская коммуна») и др. Само их появление свидетельствует о закономерности и своевременности происходящих в современном историописании перемен. Источники к теме: 1. Арьес Ф. Ребенок и семейная жизнь при Старом режиме. Екатеринбург, 1999. 2. Арьес Ф. Человек перед лицом смерти. М., 1991. 3. Вовелль М. К истории общественного сознания эпохи Великой Французской революции // Французский ежегодник. 1984. М., 1986. 4. Делюмо Ж. Грех и страх: Формирование чувства вины в цивилизации Запада (XIII–XVIII века). Екатеринбург, 2003. 5. Дюби Ж. Время соборов. Искусство и общество. 980-1420. М., 2002. 6. Дюби Ж. Европа в средние века. Смоленск, 1994. 7. Дюби Ж. История Франции. Средние века. От Гуго Капета до Жанны Д’Арк. 987–1460. М., 2001. 8. Дюби Ж. Куртуазная любовь и перемены в положении женщин во Франции XII в. // Одиссей. Человек в истории. М., 1990. 9. Дюби Ж. Трехчастная модель или представления средневекового общества о самом себе. М., 2000. 10. Ле Гофф Ж. Другое Средневековье. Время, труд и культура Запада. Екатеринбург, 2000. 11. Ле Гофф Ж. Интеллектуалы Средневековья. СПб., 2003. 12. Ле Гофф Ж. Людовик IX Святой. М., 2001. 13. Ле Гофф Ж. Ле Гофф Ж. С небес на землю // Одиссей. Человек в истории. М., 1991. 14. Ле Гофф Ж. Средневековый мир воображаемого. М., 2001. 15. Ле Гофф Ж. Цивилизация средневекового Запада. М., 1992. 16. Арьес Ф. Возрасты жизни // Философия и методология истории. М., 1977. 17. Вовелль М. Идеология и умонастроения // Общественные науки за рубежом. 1983. № 6. 18. Вовелль М. Ментальность // 50/50. Опыт словаря нового мышления. М., 1989. Литература к теме: 1. Гинзбург К. Опыт истории культуры: философ и ведьмы // Споры о главном: дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М., 1993. 2. Гуревич А.Я. Диалог с Жоржем Дюби // Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. 3. Гуревич А.Я. Историческая наука и историческая антропология // Вопросы философии. 1988. № 1. 4. Гуревич А.Я. Ментальность, система ценностей, воображение. Историческая антропология Жака Ле Гоффа // Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. 5. Гуревич А.Я. От истории ментальности к исторической антропологии // Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. 6. Гуревич А.Я. Проблема ментальностей в современной историографии // Всеобщая история: дискуссии, новые подходы. Вып. 1. М., 1989. 7. Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии // Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993; 8. Гуревич А.Я. Смерть как проблема исторической антропологии // Одиссей. Человек в истории. М., 1989. 9. Гуревич А.Я. Этнология и история в современной французской медиевистике // Советская этнология. 1984. № 5. 10. Ким С.Г. История ментальностей: основные характеристики // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 22. Томск, 1996. 11. Кром М.М. От истории ментальности к исторической антропологии (традиции школы «Анналов») // Кром М.М. Историческая антропология. Пособие к лекционному курсу. СПб., 2000. 12. Кром М.М. Историческая антропология в поисках самоопределения // Кром М.М. Историческая антропология. Пособие к лекционному курсу. СПб., 2000. 13. Ревель Ж. История ментальностей: опыт обзора // Споры о главном. Дискуссии о настоящем и будущем вокруг французской исторической школы «Анналов». М., 1993. 14. Ронин В.К. Легофф Ж. Мир воображаемого в Средние века // Культура и общество в средние века в зарубежных исследованиях. Реферативный сборник. М., 1990. 15. Соколов А.Б. Новая культурная история: основные направления исследований // Соколов А.Б. Введение в современную западную историографию. Ярославль, 2002. 16. Уваров П.Ю. «Новая историческая наука», «история в осколках», новые «вызовы» и повороты» (1970-е – начало 1990-х годов) // Уваров П.Ю. Франция XVI века: Опыт реконструкции по нотариальным актам. М., 2004. 17. Ходонов А.С. История ментальности в современной французской историографии // Методологические и историографические вопросы исторической науки. Вып. 21. Томск, 1994. Источники к I главе: 1. Бернар Лепети и Жан-ив Гренье о журнале «Анналы» // Одиссей. Человек в истории. М., 1994. 2. Интервью с Жаком ле Гоффом // Мировое древо. Arbor mundi. 1993. № 2. 3. Интервью с Жаком ле Гоффом // Гуревич А.Я. Исторический синтез и Школа «Анналов». М., 1993. 4. Ле Гофф Ж. «Анналы» и «новая историческая наука» // Споры о главном: дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской исторической школы «Анналов». М., 1993. Общая литература к I главе: 1. Афанасьев Ю. Л. Ведущее направление французской историографии // Афанасьев Ю. Л. Современная зарубежная немарксистская историография. Критический анализ. М., 1989. 2. Бессмертный Ю.Л. «Анналы»: переломный этап? // Одиссей. Человек в истории. М., 1991. 3. Бессмертный Ю.Л. «Анналы»: переломный этап? // Споры о главном: дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской исторической школы «Анналов». М., 1993. 4. Бессмертный Ю.Л. Как же писать историю? Методологические веяния во французской историографии 1994–1997 гг. // Новая и новейшая история. 1998. № 4. 5. Бессмертный Ю.Л. Школа «Анналов»: весна 1989 // Европейский альманах. 1990. М., 1991. 6. Вжозек В. Историография как игра метафор: судьбы «новой исторической науки» // Одиссей. Человек в истории. М., 1991. 7. Гуревич А.Я. Загадка Школы «Анналов». «Революция во французской исторической науке», или Об интеллектуальной ситуации современного историка // Мировое древо. Arbor mundi. 1993. № 2. 8 . Гуревич А.Я. «Новая историческая наука» во Франции: достижения и трудности (критические заметки медиевиста) // История и историки. Историографический ежегодник. 1985. М., 1988. 9. Смирнов В.П. История и специальность историка во Франции. 1945-1995. Под руководством Ф. Бедарида. Париж, 1995 // Новая и новейшая история. 1997. № 5. 10. Споры о главном: дискуссии о настоящем и будущем исторической науки вокруг французской школы «Анналов». М., 1993.